Следствие вели серия называется тонька пулеметчица. Тонька пулеметчица — реальная история

В конце Великой Отечественной войны министерство государственной безопасности СССР начинает розыск и уничтожение нацистских преступников. Поначалу с ними не церемонятся. По всей стране проходят публичные казни. Самый известный из них в Ленинграде у кинотеатра «Гигант». Процесс снимают на пленку и показывают в кинохронике. В назидании. На предатели, виновных в смерти людей, начинается настоящая охота. Специально созданный отдел КГБ ведет розыск единственной женщины нацистского палача. Жителя оккупированных деревень знали ее по жутковатому прозвищу Тонька пулеметчица.

Следствие вели.. с Леонидом Каневским - Девушка-палач (Тонька пулеметчица)

1941 год. «Локотская» республика. Поселок городского типа Локоть был захвачен немцами и объявлен столицей так называемой Локотской республики. Рейхстюрер СС Гиммер, не ставя в известность Гитлера, приказывает создать образцово-показательную территорию под управлением местных жителей. Ее задача показать всем как хорошо живется без власти коммунизма. На деле эта затея оборачивается драмой для полумиллиона советских людей, поставленных перед страшным выбором. Подчиниться оккупантам или умереть. Городок Локоть в начале 20 века не был типичным уездным городком. Здесь располагалась имение великого князя Михаила Романова и его конезавод. Последний не был заброшен и в советской власти. До самой войны здесь выращивали породистых рысаков, пока лошади не потребовались на фронте. Когда Локоть заняли немцы, лучшего места для тюрьмы и придумать было нельзя. Обнесли конюшню колючей проволокой и набивали туда людей, захваченных партизан, сочувствующих, да и просто подозрительных. Вот в такое стойло помещалось 27-28 человек. Естественно, только стоя. Ноги не выдерживали, теряли сознание. Правда фашисты и местные полицаи их тут долго не держали. Для удобства такими же группами по 27 человек почти каждый день расстреливала заключенных русская женщина, получившая страшное прозвище Тонька пулеметчица. В Локотской республике Тонька работала палачом. Эта странная девушка удивляла даже карателей, известной своей жестокостью. Казалось, она не знала, что такое страх, сомнение, угрызение совести.
Нина Полякова: - Ну, спрашивали, как, что. Лежанка была, когда русских людей стреляли. Сперва держалка была, а потом вот привыкла.
Брянский край имел заслуженную репутацию партизанского. Чуть ли не каждая опушка была им либо домом, либо временным пристанищем. Немцы боялись партизан как огня. Устраивали специальные карательные операции, прочесывали лес. Чаще всего бесполезно. Советским людям родная земля помогала. Они отлично знали местность. В отместку за партизанские рейды гитлеровцы уничтожали мирных селян. Вот тут-то и нашлась работа для Тоньки. За свои труды Тонька получала 30 марок. Символическую сумму. За несколько лет существования Локотской республики она казнила более полутора тысяч человек.
Алексей Бузников: - Здесь покоится более 2 тысяч с половиной жителей нашего поселка Локоть и, вообще, Братовского района. Здесь творились самые страшные дела Тоньки пулеметчицы.
Когда в Локоть вошли советские войска Тоньки и след простыло.
А этого выродка, пособника врага, предателя судить. К стенке полицейская шкура.
От уцелевших местных жителей сотрудники МГБ получили лишь скудное сведение. Девушке-палачу было примерно 20 лет. Темноволосая с угрюмой складкой на лбу и пронзительным взглядом.
Зинаида Бузникова: - Тоньку я видела тоже вот тут вот. Видела, когда она ходила. Когда черная юбка, когда защитного цвета гимнастерка, ремень, наган и плетка. Я, когда народу много собирается, она выходила с того дома и этой плеткой так помахивала.
Сыщики искали Тоньку среди пленных и раненых. Была даже версия о том, что жестокую карательницу немцы вывезли за границу. И теперь она работает на одну из западных спецслужб.
В США обнародованы документы, подтверждающие сотрудничество американских спецслужб и нацистских преступников. Так ЦРУ использовала в подготовке антисоветских акций нациста Ханса Глотке, ставшего ближайшим помощником канцлера ФРГ. Военных преступников также использовали спецслужбы Великобритании. Например, на английскую разведку работал бывший сотрудник Гестапо Херст Койко, скончавшийся в 1996 году в Германии.
Но аналитики пришли к выводу, Тонька пулеметчица не могла быть полезной западным разведками даже своим нацистским покровителям. Ее либо убрали, либо она где-то прячется, придумав себе убедительную легенду. 30 лет поиски Тоньки не приносили результатов.
1976 год. Брянск. Говорит Брянск. Доброе утро, товарищи.
Оперуполномоченный спецотдела КГБ Головачев занимался розыском нацистских преступников. Для него это стало делом всей жизни.
Петр Головачев. В годы войны проживал на Кубани, оккупированной немцами. Активно помогал партизанам. Отец Головачева погиб на фронте. Мать арестовали по доносу полицая и угнали на работы в Германию. Мальчик поклялся найти и наказать предателя. После войны Петр Головачев становится сотрудником госбезопасности. С его помощью были найдены десятки нацистских преступников, в их числе полицай доносчик.
Петр Головачев: - Костя Кузнец. Он действительно вот такая морда. И мы его долго искали. Работая в Брянском управлении КГБ, Головачев долго искал Тоньку пулеметчицу. Неожиданный прорыв в деле произошел после случая, казалось бы, не связанного с событиями войны. На городской улице подрались двое мужчин. Один с ножевыми ранениями был доставлен в больницу. Второго задержали. На допросах бывший военный преступник, который 30 лет скрывался от возмездия, многое рассказал о Локотской республике, а также о Тоньке пулеметчицу. Ведь в 1941 у него был роман с палачом в юбке.
Петр Головачев: - Да, говорит, я помню. Тонька говорит. Ее фамилия Макарова. Даже отчество ее назвал. Но не утвердительно так и так. Она москвичка.
Антонина Макарова из Москвы? Это уже была зацепка.
1941 год. Июль, Москва. В предвоенное время одним из самых популярных фильмов был «Чапаев». С началом войны знакомые кадры приобрели новый смысл. Теперь они были руководством к действию. В кинотеатр на «Чапаева» ходили 10 раз. Современным киногероям далеко до этой славы, которая была у Василия Иваныча, Петьки и Анки пулеметчицы. Считается, что прообразом Анки стала медсестра дивизии Мария Попова. В 1941 бесстрашная Анка вдохновляла с экрана многих девушек, отправлявшихся на передовую. Перед уходом на фронт Антонина, наверное, мечтала быть такой же, как она. Не унывающей и отважной. А еще Антонина хотела так же, как и Анка строчить из пулемета, уничтожая врагов. Тогда она не понимала, ею движет не ненависть к врагу.
Михаил Виноградов: - Ей хотелось убивать. Если бы ее призвали санинструктором или медсестрой в армию советскую, отдали ей пулемет, она бы охотно убивала немцев. Но так сложилась ее судьба, что пулемет ей в руки дали немцы.
Война – это не красивая тагико в кино про Чапаева. Когда Антонина отправилась на передовую медсестрой, она даже подумать не могла насколько это страшно. Кровь, грязь, крики раненых. В 1941 не хватало оружия. Ополченцы получали одну старую трехлинейку на нескольких человек. Защитники Родины практически не имели никаких шансов против хорошо вооруженного сытого противника. Но они без колебания шли на рукопашную. На верную смерть.
Страх – нормальная человеческая реакция на ужасы войны.

Девушка-палач (изменница родины Антонина Макарова)
Теперь Тоньку карательницу искали по всему Советскому Союзу под фамилией Макарова. И под настоящей фамилией Панфилова. Неожиданное сообщение пришло из Москвы. Головачев срочно выезжает в Лепель. Он лично руководит сбором информации об Антонине Гинзбург в девичестве Макаровой.
Петр Головачев: - Двое детей у нее, муж у нее бывший военнослужащий. К тому же он, сам муж имел благодарности от Сталина. То есть была фигура. И если б мы как ее так случайно бы ошиблись бы.
Подозреваемую обрабатывают по всем правилам оперативно-розыскной практики. За Антониной Макаровой-Гинзбург установили наружное наблюдение. Без достаточных улик задерживать ее было нельзя. Но и спугнуть было опасно. Кто знает, что у нее на уме. Оперативники КГБ решили негласно проверить все ее контакты. Незаметно провести опознание. Снять отпечатки пальцев. Вот и прикрепили к Макаровой наружку. В первую очередь проверили место работы. Трудилась Антонина Макарова-Гинзбург на фабрике телогреек. Ее фотография украшала местную доску почета. Через неделю негласное наблюдение пришлось прекратить. Объект явно что-то заподозрил. Антонина Макарова стала нервничать. Часто оборачиваться на улице.
Петр Головачев: - Целый год после этого она гуляла. Гуляла все, а мы набирали материалы. Прокуратура, пока ее дождешься о санкции. Все это правильно. Санкции на арест имеется в виду.
Сыщики КГБ провели хитроумную операцию по сбору дополнительных улик. Антонину Гинзбург пригласили на концерт по случаю дня победы. Среди находящихся в зале фронтовиков был чекист.
В июле 1978 в Белорусскую Лепель привезли главную свидетельницу по делу Тоньки пулеметчицы. Опознание решили провести в завесе. Антонину Макарову вызвали туда под предлогом перерасчета пенсии. Роль бухгалтера Совбеза исполнял оперуполномоченный Головачев. Он уже не сомневался, это она карательница. В папке перед ним находились свидетельские показания и фотографии, сделанные за год слежки. Но узнает ли главная свидетельница Тоньку пулеметчицу? Ведь прошло уже почти четверть века. Свидетельница тоже нервничала. И Головачев был готов ко всему. А вдруг сорвется и бросится на Тоньку? Или упадет в сердечный приступ. Свидетельница впилась в нее взглядом, но не подала сыщику условленного сигнала. Неужели снова ошибка?
Петр Головачев: - Я думаю, все провал. Она прошла в коридор и она ничего мне никаких знаков не дает.
Но, когда Антонина Гинзбург вышла свидетельница дала волю чувствам.
- Она была. Она была. Это она. Это она. Вы хватайте ее. Иначе она уйдет. Хватайте.
Сомнений в том, что Антонина Гинзбург и есть Тонька пулеметчица больше не оставалось. Подозреваемую решили задержать около рабочего места. Задержание проводили в 10 часов утра. Начальник отдела кадров вызвал Антонину к себе. Здание располагалось через дорогу от ее места работы. Были блокированы по всем правилам лестничные клетки и окна, чтобы женщина не смогла ничего сделать с собой. Такие случаи уже бывали. Петр Головачев лично участвовал в задержании. Он открыл дверь автомобиля и пригласил женщину сесть в машину. Антонина Макарова повиновалась. Когда Волга подъехала к зданию КГБ, женщина попросила закурить. Головачев дал ей Беломор. Антонина больше ничего не спрашивала. Тонька пулеметчица все поняла.
Леонид Савоськин: - Ну, если судить по тому, что она даже ни одной слезы не уронила и в момент ареста, и в момент задержания, и, когда находилась в следственном изоляторе. Ну, такая волевая, решительная женщина такая.
Несколько часов Антонина Гинзбург обдумывала свое положение. А затем попросилась на допрос. От ее откровений веяло спокойствием настоящего профессионального убийцы.
- Единственная женщина в годы Великой Отечественной войны, которая лично расстреливала. Единственная. Таких больше нет.
Михаил Виноградов: - Для таких людей убийство – это норма жизни. И никакого угрызения совести нет. Я вообще не уверен, что у нее было понятие Родина как таковое. Как у нас. Понятие Родина.
Но больше всего сыщиков интересовало, как Тоньке пулеметчице удалось скрыться и заполучить новую биографию.
1941 год. «Локотская» республика. 2 года Тонька наводила ужас на мирных жителей. В 1943 Локотская республика рухнула под натиском наступающей Красной армии. Многие полицаи и палачи были расстреляны своими покровителями. Но Тоньке повезло. Она завела роман с немецким поваром ефрейтором и в его обозе выбралась на Украину, а затем в Польшу. Там удача отвернулась от Тоньки. Ефрейтора убили, а ее саму немцы отправили в концлагерь в Кенинсберг. Только пулеметчица им больше была не нужна. Когда в 1945 Красная армия освободила город, Антонина выдала себя за пленную медсестру. Чем ближе была победа, тем страшнее и обиднее было погибать. Молодой солдат Виктор Гинзбург получил ранение во время кровопролитного штурма Кенинсберга. Здесь в местном госпитале он и увидел медсестру Антонину Макарову. Влюбился в нее с первого взгляда. И сразу предложил ей руку и сердце. Расписались они буквально через неделю. Антонина взяла фамилию мужа. После демобилизации солдат Виктор Гинзбург увез ее к себе, в родной город. Там в Белорусском Лепеле они прожили вместе почти 33 года. О чем она думала, когда ее приглашали в школу выступить перед детьми и рассказать о войне и подвиге простых солдат. Вспоминала ли сотни расстрелянных женщин, стариков и детей? Тонька пулеметчица отказывалась понимать, что именно она совершила. Когда ее привезли на следственный эксперимент в Локоть, она спокойно показывала, где и как стреляла в людей. И с недоумением смотрела на местных жителей, которые плевали ей в лицо. За что?
Леонид Савоськин: - Она считала, что даже, когда ее арестовали, находилась на следственном изоляторе. Она считала, что много ей не дадут.
Муж Антонины Макаровой заслуженный человек, ветеран войны считал все это страшной ошибкой и добивался освобождения арестованной. Но, когда ему объяснили, что он жил рядом с чудовищем, несчастный забрал детей и навсегда уехал из города. В тюрьме никто не навещал Тоньку пулеметчицу. Да и она ни разу сама не вспомнила о семье. Словно никогда и не было дочерей, мужа. Будто она вернулась в то страшное время. Суд приговорил Антонину Макарову к расстрелу. В момент вынесения приговора на ее лице не дрогнул ни один мускул. Однако в тот же день бывший палач в юбке подала прошение о помиловании.
Леонид Савоськин: - После того как везде ей было отказано потом уже приговор был приведен в исполнение. Насколько я помню 11 августа 1978 года.
От руки женщины, получившей страшное прозвище пулеметчица, погибло более полутора тысяч человек. Дело Антонины Макаровой стало последним крупным делом об изменниках Родины времен Великой Отечественной. Единственным делом женщины карателя. Война искалечила жизни миллионов людей. Кто-то погиб как герой, а кто-то сломался и стрелял в своих. Это, наверное, можно понять. Но простить – никогда.

Автор сценария Владимир Губин и Илья Бабенко
Режиссер-постановщик Дмитрий Докучаев и Александр Шамайский
Композитор Игорь Назарук
Ведущий Леонид Каневский
Директор Лолита Халикова
Продюсеры Эрика Галимурза и Дэвид Гамбург

В годы войны , когда поселок Локоть в Брянской области был под фашистской оккупацией – стал административным центром «Локотской республики », которая, по замыслу фашистов , должна стать «образцовой админ. единицей». Макарова Антонина была в те годы военной медсестрой . После того, как Тоня попала в плен, она перешла на сторону врага и стала первой женщиной-карателем , которая расстреливала советских партизан в годы войны , как военнопленных, так и мирных жителей. В народе ее прозвали Тонька-пулеметчица …
Смотрите все выпуски криминального сериала «Следствие вели..» на онлайн …

Ее искали после войны, на протяжении 30 лет . Следы женщины-карателя затерялись, а Тонька-пулеметчица тем временем вышла замуж за героя Советского Союза , взяла фамилию мужа, который даже и не догадывался, кем была его жена во время войны. Никто даже и подумать не мог, что мать двоих детей и примерная работница, чьё фото висело на «Доске почета », Гинзбург Антонина – предатель «Тонька-пулеметчица» . Однако возмездие свершилось: Гинзбург-Макарову разыскали, судили, и приговорили к высшей мере – расстрелу . Дело Антонины Макаровой было последним крупным делом изменников Родины …

Великая отечественная война - одна из самых сложных и противоречивых страниц нашей истории. Это и великая трагедия нашего народа, боль, которая не утихнет ещё долгое время, и история великого героизма нации, совершившей настоящий подвиг.
Советские солдаты не раздумывая бросались в бой, ведь они защищали главное, что есть у человека - свою Родину. Память об их героизме останется в веках.
Но есть в истории войны и чёрные страницы, истории людей, совершавших ужасные поступки, которым нет и не будет оправдания.

История Антонины Макаровой-Гинзбург – советской девушки, лично казнившей полторы тысячи своих соотечественников – другая, темная сторона героической истории Великой Отечественной войны.
Тонька-пулеметчица, как ее называли тогда, работала на оккупированной гитлеровскими войсками советской территории с 41-го по 43-й годы, приводя в исполнение массовые смертные приговоры фашистов партизанским семьям.
Передергивая затвор пулемета, она не думала о тех, кого расстреливает – детей, женщин, стариков – это было для нее просто работой. “Какая чушь, что потом мучают угрызения совести. Что те, кого убиваешь, приходят по ночам в кошмарах. Мне до сих пор не приснился ни один”, – говорила она своим следователям на допросах, когда ее все-таки вычислили и задержали – через 35 лет после ее последнего расстрела.
Уголовное дело брянской карательницы Антонины Макаровой-Гинзбург до сих пор покоится в недрах спецхрана ФСБ. Доступ к нему строго запрещен, и это понятно, потому что гордиться здесь нечем: ни в какой другой стране мира не родилась еще женщина, лично убившая полторы тысячи человек.
Тридцать три года после Победы эту женщину звали Антониной Макаровной Гинзбург. Она была фронтовичкой, ветераном труда, уважаемой и почитаемой в своем городке. Ее семья имела все положенные по статусу льготы: квартиру, знаки отличия к круглым датам и дефицитную колбасу в продуктовом пайке. Муж у нее тоже был участник войны, с орденами и медалями. Две взрослые дочери гордились своей мамой.
На нее равнялись, с нее брали пример: еще бы, такая героическая судьба: всю войну прошагать простой медсестрой от Москвы до Кенигсберга. Учителя школ приглашали Антонину Макаровну выступить на линейке, поведать подрастающему поколению, что в жизни каждого человека всегда найдется место подвигу. И что самое главное на войне – это не бояться смотреть смерти в лицо. И кто, как не Антонина Макаровна, знал об этом лучше всего…

Ее арестовали летом 1978-го года в белорусском городке Лепель. Совершенно обычная женщина в плаще песочного цвета с авоськой в руках шла по улице, когда рядом остановилась машина, из нее выскочили неприметные мужчины в штатском и со словами: “Вам необходимо срочно проехать с нами!” обступили ее, не давая возможности убежать.
“Вы догадываетесь, зачем вас сюда привезли?” – спросил следователь брянского КГБ, когда ее привели на первый допрос. “Ошибка какая-то”, – усмехнулась женщина в ответ.
“Вы не Антонина Макаровна Гинзбург. Вы – Антонина Макарова, больше известная как Тонька-москвичка или Тонька-пулеметчица. Вы – карательница, работали на немцев, производили массовые расстрелы. О ваших зверствах в деревне Локоть, что под Брянском, до сих пор ходят легенды. Мы искали вас больше тридцати лет – теперь пришла пора отвечать за то, что совершили. Сроков давности ваши преступления не имеют”.
“Значит, не зря последний год на сердце стало тревожно, будто чувствовала, что появитесь, – сказала женщина. – Как давно это было. Будто и не со мной вовсе. Практически вся жизнь уже прошла. Ну, записывайте…”

Из протокола допроса Антонины Макаровой-Гинзбург, июнь 78-го года:
“Все приговоренные к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек – столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы. Арестованных ставили цепочкой лицом к яме. На место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемет. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все…”
“Cводить в крапиву” – на жаргоне Тони это означало повести на расстрел. Сама она умирала трижды. Первый раз осенью 41-го, в страшном “вяземском котле”, молоденькой девчонкой-санинструкторшей. Гитлеровские войска тогда наступали на Москву в рамках операции “Тайфун”. Советские полководцы бросали свои армии на смерть, и это не считалось преступлением – у войны другая мораль. Больше миллиона советских мальчишек и девчонок всего за шесть дней погибли в той вяземской мясорубке, пятьсот тысяч оказались в плену. Гибель простых солдат в тот момент ничего не решала и не приближала победу, она была просто бессмысленной. Так же как помощь медсестры мертвецам…
19-летняя медсестра Тоня Макарова, очнулась после боя в лесу. В воздухе пахло горелой плотью. Рядом лежал незнакомый солдат. “Эй, ты цела еще? Меня Николаем Федчуком зовут”. “А меня Тоней”, – она ничего не чувствовала, не слышала, не понимала, будто душу ее контузили, и осталась одна человеческая оболочка, а внутри – пустота. Потянулась к нему, задрожав: “Ма-а-амочка, холодно-то как!” “Ну что, красивая, не плачь. Будем вместе выбираться”, – ответил Николай и расстегнул верхнюю пуговицу ее гимнастерки.

Три месяца, до первого снега, они вместе бродили по чащобам, выбираясь из окружения, не зная ни направления движения, ни своей конечной цели, ни где свои, ни где враги. Голодали, ломая на двоих, ворованные ломти хлеба. Днем шарахались от военных обозов, а по ночам согревали друг друга. Тоня стирала обоим портянки в студеной воде, готовила нехитрый обед. Любила ли она Николая? Скорее, выгоняла, выжигала каленым железом, страх и холод у себя изнутри.
“Я почти москвичка, – гордо врала Тоня Николаю. – В нашей семье много детей. И все мы Парфеновы. Я – старшая, как у Горького, рано вышла в люди. Такой букой росла, неразговорчивой. Пришла как-то в школу деревенскую, в первый класс, и фамилию свою позабыла. Учительница спрашивает: “Как тебя зовут, девочка?” А я знаю, что Парфенова, только сказать боюсь. Ребятишки с задней парты кричат: “Да Макарова она, у нее отец Макар”. Так меня одну во всех документах и записали. После школы в Москву уехала, тут война началась. Меня в медсестры призвали. А у меня мечта другая была – я хотела на пулемете строчить, как Анка-пулеметчица из “Чапаева”. Правда, я на нее похожа? Вот когда к нашим выберемся, давай за пулемет попросимся…”
В январе 42-го, грязные и оборванные, Тоня с Николаем вышли, наконец, к деревне Красный Колодец. И тут им пришлось навсегда расстаться. “Знаешь, моя родная деревня неподалеку. Я туда сейчас, у меня жена, дети, – сказал ей на прощание Николай. – Я не мог тебе раньше признаться, ты уж меня прости. Спасибо за компанию. Дальше сама как-нибудь выбирайся”. “Не бросай меня, Коля”, – взмолилась Тоня, повиснув на нем. Однако Николай стряхнул ее с себя как пепел с сигареты и ушел.
Несколько дней Тоня побиралась по хатам, христарадничала, просилась на постой. Сердобольные хозяйки сперва ее пускали, но через несколько дней неизменно отказывали от приюта, объясняя тем, что самим есть нечего. “Больно взгляд у нее нехороший, – говорили женщины. – К мужикам нашим пристает, кто не на фронте, лазает с ними на чердак, просит ее отогреть”.
Не исключено, что Тоня в тот момент действительно тронулась рассудком. Возможно, ее добило предательство Николая, или просто закончились силы – так или иначе, у нее остались лишь физические потребности: хотелось есть, пить, помыться с мылом в горячей бане и переспать с кем-нибудь, чтобы только не оставаться одной в холодной темноте. Она не хотела быть героиней, она просто хотела выжить. Любой ценой.
В той деревне, где Тоня остановилась вначале, полицаев не было. Почти все ее жители ушли в партизаны. В соседней деревне, наоборот, прописались одни каратели. Линия фронта здесь шла посередине околицы. Как-то она брела по околице, полубезумная, потерянная, не зная, где, как и с кем она проведет эту ночь. Ее остановили люди в форме и поинтересовались по-русски: “Кто такая?” “Антонина я, Макарова. Из Москвы”, – ответила девушка.
Ее привели в администрацию села Локоть. Полицаи говорили ей комплименты, потом по очереди “любили” ее. Затем ей дали выпить целый стакан самогона, после чего сунули в руки пулемет. Как она и мечтала – разгонять непрерывной пулеметной строчкой пустоту внутри. По живым людям.
“Макарова-Гинзбург рассказывала на допросах, что первый раз ее вывели на расстрел партизан совершенно пьяной, она не понимала, что делала, – вспоминает следователь по ее делу Леонид Савоськин. – Но заплатили хорошо – 30 марок, и предложили сотрудничество на постоянной основе. Ведь никому из русских полицаев не хотелось мараться, они предпочли, чтобы казни партизан и членов их семей совершала женщина. Бездомной и одинокой Антонине дали койку в комнате на местном конезаводе, где можно было ночевать и хранить пулемет. Утром она добровольно вышла на работу”.

“Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто еще дергается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключенных на груди был подвешен кусок фанеры с надписью “партизан”. Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемет в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке…”
Бывшая квартирная хозяйка Тони из Красного Колодца, одна из тех, что когда-то тоже выгнала ее из своего дома, пришла в деревню Локоть за солью. Ее задержали полицаи и повели в местную тюрьму, приписав связь с партизанами. “Не партизанка я. Спросите хоть вашу Тоньку-пулеметчицу”, – испугалась женщина. Тоня посмотрела на нее внимательно и хмыкнула: “Пойдем, я дам тебе соль”.
В крошечной комнате, где жила Антонина, царил порядок. Стоял пулемет, блестевший от машинного масла. Рядом на стуле аккуратной стопочкой была сложена одежда: нарядные платьица, юбки, белые блузки с рикошетом дырок в спине. И корыто для стирки на полу.
“Если мне вещи у приговоренных нравятся, так я снимаю потом с мертвых, чего добру пропадать, – объяснила Тоня. – Один раз учительницу расстреливала, так мне ее кофточка понравилась, розовая, шелковая, но уж больно вся в крови заляпана, побоялась, что не отстираю – пришлось ее в могиле оставить. Жалко… Так сколько тебе надо соли?”
“Ничего мне от тебя не нужно, – попятилась к двери женщина. – Побойся бога, Тоня, он ведь есть, он все видит – столько крови на тебе, не отстираешься!” “Ну раз ты смелая, что же ты помощи-то у меня просила, когда тебя в тюрьму вели? – закричала Антонина вслед. – Вот и погибала бы по-геройски! Значит, когда шкуру надо спасти, то и Тонькина дружба годится?”.
По вечерам Антонина наряжалась и отправлялась в немецкий клуб на танцы. Другие девушки, подрабатывавшие у немцев проститутками, с ней не дружили. Тоня задирала нос, бахвалясь тем, что она москвичка. С соседкой по комнате, машинисткой деревенского старосты, она тоже не откровенничала, а та ее боялась за какой-то порченый взгляд и еще за рано прорезавшуюся складку на лбу, как будто Тоня слишком много думает.
На танцах Тоня напивалась допьяна, и меняла партнеров как перчатки, смеялась, чокалась, стреляла сигаретки у офицеров. И не думала о тех очередных 27-и, которых ей предстояло казнить утром. Страшно убивать только первого, второго, потом, когда счет идет на сотни, это становится просто тяжелой работой.
Перед рассветом, когда после пыток затихали стоны приговоренных к казням партизан, Тоня вылезала тихонечко из своей постели и часами бродила по бывшей конюшне, переделанной наскоро в тюрьму, всматриваясь в лица тех, кого ей зпредстояло убить.

Из допроса Антонины Макаровой-Гинзбург, июнь 78-го года:
“Мне казалось, что война спишет все. Я просто выполняла свою работу, за которую мне платили. Приходилось расстреливать не только партизан, но и членов их семей, женщин, подростков. Об этом я старалась не вспоминать. Хотя обстоятельства одной казни помню – перед расстрелом парень, приговоренный к смерти, крикнул мне: “Больше не увидимся, прощай, сестра!..”
Ей потрясающе везло. Летом 43-го, когда начались бои за освобождение Брянщины, у Тони и нескольких местных проституток обнаружилась венерическая болезнь. Немцы приказали им лечиться, отправив их в госпиталь в свой далекий тыл. Когда в село Локоть вошли советские войска, отправляя на виселицы предателей Родины и бывших полицаев, от злодеяний Тоньки-пулеметчицы остались одни только страшные легенды.
Из вещей материальных – наспех присыпанные кости в братских могилах на безымянном поле, где, по самым скромным подсчетам, покоились останки полутора тысяч человек. Удалось восстановить паспортные данные лишь около двухсот человек, расстрелянных Тоней. Смерть этих людей и легла в основу заочного обвинения Антонины Макаровны Макаровой, 1921 года рождения, предположительно жительницы Москвы. Больше о ней не знали ничего…
“Розыскное дело Антонины Макаровой наши сотрудники вели тридцать с лишним лет, передавая его друг другу по наследству, – рассказал “МК” майор КГБ Петр Николаевич Головачев, занимавшийся в 70-е годы розыском Антонины Макаровой. – Периодически оно попадало в архив, потом, когда мы ловили и допрашивали очередного предателя Родины, оно опять всплывало на поверхность. Не могла же Тонька исчезнуть без следа?! Это сейчас можно обвинять органы в некомпетентности и безграмотности. Но работа шла ювелирная. За послевоенные годы сотрудники КГБ тайно и аккуратно проверили всех женщин Советского Союза, носивших это имя, отчество и фамилию и подходивших по возрасту, – таких Тонек Макаровых нашлось в СССР около 250 человек. Но – бесполезно. Настоящая Тонька-пулеметчица как в воду канула…”
“Вы Тоньку слишком не ругайте, – попросил Головачев. – Знаете, мне ее даже жаль. Это все война, проклятая, виновата, она ее сломала… У нее не было выбора – она могла остаться человеком и сама тогда оказалась бы в числе расстрелянных. Но предпочла жить, став палачом. А ведь ей было в 41-м году всего 20 лет”.
Но просто взять и забыть о ней было нельзя. “Слишком страшные были ее преступления, – говорит Головачев. – Это просто в голове не укладывалось, сколько жизней она унесла. Нескольким людям удалось спастись, они проходили главными свидетелями по делу. И вот, когда мы их допрашивали, они говорили о том, что Тонька до сих пор приходит к ним во снах. Молодая, с пулеметом, смотрит пристально – и не отводит глаза. Они были убеждены, что девушка-палач жива, и просили обязательно ее найти, чтобы прекратить эти ночные кошмары. Мы понимали, что она могла давно выйти замуж и поменять паспорт, поэтому досконально изучили жизненный путь всех ее возможных родственников по фамилии Макаровы…”
Однако никто из следователей не догадывался, что начинать искать Антонину нужно было не с Макаровых, а с Парфеновых. Да, именно случайная ошибка деревенской учительницы Тони в первом классе, записавшей ее отчество как фамилию, и позволила “пулеметчице” ускользать от возмездия столько лет. Ее настоящие родные, разумеется, никогда не попадали в круг интересов следствия по этому делу.
Но в 76-м году один из московских чиновников по фамилии Парфенов собирался за границу. Заполняя анкету на загранпаспорт, он честно перечислил списком имена и фамилии своих родных братьев и сестер, семья была большая, целых пять человек детей. Все они были Парфеновы, и только одна почему-то Антонина Макаровна Макарова, с 45-го года по мужу Гинзбург, живущая ныне в Белоруссии. Мужчину вызвали в ОВИР для дополнительных объяснений. На судьбоносной встрече присутствовали, естественно, и люди из КГБ в штатском.
“Мы ужасно боялись поставить под удар репутацию уважаемой всеми женщины, фронтовички, прекрасной матери и жены, – вспоминает Головачев. – Поэтому в белорусский Лепель наши сотрудники ездили тайно, целый год наблюдали за Антониной Гинзбург, привозили туда по одному выживших свидетелей, бывшего карателя, одного из ее любовников, для опознания. Только когда все до единого сказали одно и то же – это она, Тонька-пулеметчица, мы узнали ее по приметной складке на лбу, – сомнения отпали”.
Муж Антонины, Виктор Гинзбург, ветеран войны и труда, после ее неожиданного ареста обещал пожаловаться в ООН. “Мы не признались ему, в чем обвиняют ту, с которой он прожил счастливо целую жизнь. Боялись, что мужик этого просто не переживет”, – говорили следователи.
Виктор Гинзбург закидывал жалобами различные организации, уверяя, что очень любит свою жену, и даже если она совершила какое-нибудь преступление – например, денежную растрату, – он все ей простит. А еще он рассказывал про то, как раненым мальчишкой в апреле 45-го лежал в госпитале под Кенигсбергом, и вдруг в палату вошла она, новенькая медсестричка Тонечка. Невинная, чистая, как будто и не на войне, – и он влюбился в нее с первого взгляда, а через несколько дней они расписались.
Антонина взяла фамилию супруга, и после демобилизации поехала вместе с ним в забытый богом и людьми белорусский Лепель, а не в Москву, откуда ее и призвали когда-то на фронт. Когда старику сказали правду, он поседел за одну ночь. И больше жалоб никаких не писал.
“Арестованная мужу из СИЗО не передала ни строчки. И двум дочерям, которых родила после войны, кстати, тоже ничего не написала и свидания с ним не попросила, – рассказывает следователь Леонид Савоськин. – Когда с нашей обвиняемой удалось найти контакт, она начала обо всем рассказывать. О том, как спаслась, бежав из немецкого госпиталя и попав в наше окружение, выправила себе чужие ветеранские документы, по которым начала жить. Она ничего не скрывала, но это и было самым страшным. Создавалось ощущение, что она искренне недопонимает: за что ее посадили, что ТАКОГО ужасного она совершила? У нее как будто в голове блок какой-то с войны стоял, чтобы самой с ума, наверное, не сойти. Она все помнила, каждый свой расстрел, но ни о чем не сожалела. Мне она показалась очень жестокой женщиной. Я не знаю, какой она была в молодости. И что заставило ее совершать эти преступления. Желание выжить? Минутное помрачение? Ужасы войны? В любом случае это ее не оправдывает. Она погубила не только чужих людей, но и свою собственную семью. Она просто уничтожила их своим разоблачением. Психическая экспертиза показала, что Антонина Макаровна Макарова вменяема”.
Следователи очень боялись каких-то эксцессов со стороны обвиняемой: прежде бывали случаи, когда бывшие полицаи, здоровые мужики, вспомнив былые преступления, кончали с собой прямо в камере. Постаревшая Тоня приступами раскаяния не страдала. “Невозможно постоянно бояться, – говорила она. – Первые десять лет я ждала стука в дверь, а потом успокоилась. Нет таких грехов, чтобы всю жизнь человека мучили”.
Во время следственного эксперимента ее отвезли в Локоть, на то самое поле, где она вела расстрелы. Деревенские жители плевали ей вслед как ожившему призраку, а Антонина лишь недоуменно косилась на них, скрупулезно объясняя, как, где, кого и чем убивала… Для нее это было далекое прошлое, другая жизнь.
“Опозорили меня на старости лет, – жаловалась она по вечерам, сидя в камере, своим тюремщицам. – Теперь после приговора придется из Лепеля уезжать, иначе каждый дурак станет в меня пальцем тыкать. Я думаю, что мне года три условно дадут. За что больше-то? Потом надо как-то заново жизнь устраивать. А сколько у вас в СИЗО зарплата, девчонки? Может, мне к вам устроиться – работа-то знакомая…”
Антонину Макарову-Гинзбург расстреляли в шесть часов утра 11 августа 1978 года, почти сразу после вынесения смертного приговора. Решение суда стало абсолютной неожиданностью даже для людей, которые вели расследование, не говоря уж о самой подсудимой. Все прошения 55-летней Антонины Макаровой-Гинзбург о помиловании в Москве были отклонены.
В Советском Союзе это было последнее крупное дело об изменниках Родины в годы Великой Отечественной войны, и единственное, в котором фигурировала женщина-каратель. Никогда позже женщин в СССР по приговору суда не казнили.

Скачать видео и вырезать мп3 - у нас это просто!

Наш сайт - это отличный инструмент для развлечений и отдыха! Вы всегда можете просмотреть и скачать онлайн-видео, видео приколы, видео скрытой камеры, художественные фильмы, документальные фильмы, любительское и домашнее видео, музыкальные клипы, видео про футбол, спорт, аварии и катастрофы, юмор, музыка, мультфильмы, аниме, сериалы и многие другие видео совершенно бесплатно и без регистрации. Конвертировать это видео в mp3 и другие форматы: mp3, aac, m4a, ogg, wma, mp4, 3gp, avi, flv, mpg и wmv. Онлайн Радио - это радиостанции на выбор по странам, стилям и качеству. Онлайн Анекдоты - это популярные анекдоты на выбор по стилям. Порезка mp3 на рингтоны онлайн. Конвертер видео в мп3 и другие форматы. Онлайн Телевидение - это популярные TV каналы на выбор. Вещание телеканалов производится абсолютно бесплатно в режиме реального времени - эфир онлайн.