Ненасытная беременная. Секс во время беременности: можно ли и нужно ли? Оральные и анальные ласки

Критико-биографический очерк

Писатель яркого и большого дарования, Короленко вошел в историю русской литературы как автор многочисленных повестей и рассказов, художественных очерков, четырехтомной «Истории моего современника», наконец, как критик и публицист. Многие произведения Короленко могут быть поставлены в ряд с крупнейшими достижениями русской классической литературы. Его творчество, отмеченное чертами глубокой самобытности, составляет своеобразную летопись целой эпохи русской действительности. Повести, рассказы и очерки Короленко реалистически изображают русскую деревню в период быстрого развития капитализма на рубеже двух веков и раскрывают многие стороны народной жизни, которые до того не отмечались в литературе.

Расцвет литературной деятельности Короленко относится ко второй половине 80-х годов. В глухую полночь реакции, когда все передовое и свободолюбивое в русском обществе подавлялось полицейским произволом царизма, голос молодого писателя прозвучал новым напоминанием о живых силах народа. Горячим защитником человека от рабства, зла и неправды капиталистического мира, непримиримым врагом насилия и реакции Короленко выступает и в последующем своем творчестве. Высоким гражданским пафосом, безграничной любовью к родине отмечена вся общественная и литературная деятельность Короленко, и весь он - человек и художник - встает перед нами, по справедливому замечанию А. М. Горького, как «идеальный образ русского писателя».

I

Владимир Галактионович Короленко родился 27 июля 1853 года на Украине, в городе Житомире, Волынской губернии. Учился сначала в частном пансионе, затем в житомирской гимназии. Когда Короленко исполнилось тринадцать лет, его отца перевели по службе в маленький уездный городок Ровно, где будущий писатель окончил с серебряной медалью реальную гимназию.

Отец писателя, чиновник судебного ведомства, получивший образование в кишиневском «непривилегированном пансионе», выделялся в среде провинциального чиновничества разносторонностью культурных запросов и неподкупной честностью, что делало его для окружающих чудаковатым, непонятным человеком. После его смерти обыватели говорили: «Чудак был… а что вышло: умер, оставил нищих». Пятнадцатилетний Короленко, как и вся его семья, после смерти отца действительно оказался перед лицом непреодолимой бедности, и нужны были поистине героические усилия матери, чтобы он смог закончить гимназию. «Отец оставил семью без всяких средств, - вспоминал впоследствии писатель, - так как даже в то время, при старых порядках, он жил только жалованьем и с чрезвычайной щепетильностью ограждал себя от всяких благодарностей и косвенных и прямых приношений». Атмосфера семьи, где господствовали дружеские отношения, воспитывались честность, правдивость и прямота характера, благотворно сказалась на духовном развитии ребенка.

В детстве Короленко мечтал стать героем, пострадать за родной народ. «Маленький романтик», как он сам назвал себя впоследствии, помогая укрыться в заброшенном сарае крепостному мальчику, бежавшему от злого пана, горячо сочувствовал судьбе бедного крестьянского юноши - «Фомки из Сандомира», героя первой прочитанной книги. В эти годы Короленко был в значительной степени предоставлен самому себе и пользовался почти неограниченной свободой. Долгими вечерами, забившись в темный уголок кухни, он любил слушать украинскую сказку, которую рассказывал кучер отца или забежавшая на огонек соседка. Во время гимназических каникул он жил в деревне, наблюдая тяжелую, подневольную жизнь украинских крестьян. Впечатления детских и юношеских лет дали ему материал для многих произведений. Достаточно вспомнить образ Иохима из «Слепого музыканта», исполненный глубокой поэзии очерк «Ночью», яркий колорит сказочного «Иом-Кипура», описания украинской деревни в «Истории моего современника», чтобы понять, какой сильный отзвук в творчестве писателя нашла жизнь украинского народа.

В раннем детстве Короленко видел бесчеловечную жестокость времен крепостного права; зверские помещичьи расправы с крестьянами он наблюдал и после реформы 1861 года. Мимо его внимания не проходили и факты повального взяточничества чиновников. В «Истории моего современника» Короленко с великолепным мастерством нарисовал образы чиновников уездного суда и мрачные фигуры высшего начальства, этих, по выражению писателя, «сатрапов», власть которых обрушивалась на население с тупой и бессмысленной силой. С детства он знал и о национальном неравенстве, которое особенно давало себя чувствовать в Юго-Западном крае Россия, где прошли детские годы писателя.

Годы, проведенные в уездной гимнами, с ее «тусклым и жестоким режимом», с учителями-автоматами, с телесными наказаниями и карцером, но в то же время с дружной товарищеской средой, где втайне от администрации распространялись книги революционно-демократического направления, - сыграли громадную роль в формировании характера и мировоззрения Короленко. И хотя в школьную программу не входили имена Гоголя, Тургенева, Некрасова, а за упоминание Белинского, Добролюбова, Чернышевского и Шевченко сажали в карцер и давали «волчий билет», Короленко с восторгом читал «Записки охотника», знал чуть ли не наизусть всего Некрасова и ставил себе в образец для подражания революционера Рахметова из романа Чернышевского «Что делать?». Сознание Короленко было рано разбужено ощущением той большой неправды, которую он наблюдал в жизни. С желанием помочь народу и с «едким чувством вины за общественную неправду» Короленко в 1871 году, по окончании реальной гимназии, приехал в Петербург и поступил в Технологический институт. Его студенческая жизнь началась с того, что он окунулся в атмосферу общественных интересов, которыми жила передовая молодежь. Он становится участником многочисленных студенческих сходок, где велись горячие споры на философские и социально-экономические темы.

Я всегда с трудом мог анализировать собственные ощущения, не зная толком – нужен ли вообще такой анализ, и возможно ли перевести в слова тончайшие, порой еле очевидные мозгу движения; я не могу ответить, чем была для меня детская страсть к чтению. Хотелось читать – и всё тут!

Своеобразные ли страх перед действительностью, выраженный таким образом? Своего рода эскапизм, удобное бегство туда, где Дон Кихот или Швейк становились много реальнее школьных учителей и оценок? Или же сквозь текст, растворявшийся на странице, дабы проступили великолепные виды и образы, просвечивала другая, не нашей чета, реальность? Реальность, где всякое могло случиться, и где линейное, лобовое решение было вовсе не единственно возможным. Так или иначе, теперешняя взрослая попытка препарирования тогдашней страсти вряд ли приводит к чёткому ответу. Вероятнее всего он – этот ответ – соберётся из множества предположений, с добавлениями новых, взрослых уже истолкований словесного искусства, стихов ли, прозы.

Но, вероятно – в кресле иль на диване, в дачном гамаке или столичной квартире – с книгою я провёл большую часть своего детства; большую – учитывая сегодняшние пропорции воспоминаний. И то, что страсть к чтению возникла во мне подоплёкой заурядной болезни – простуды ли? Ангины? – вовсе не окрасило её, страсть эту, в болезненные тона.

Итак, на кровати, весьма обширной, посреди коммуналки, чьи потолки превосходили мои тогдашние фантазии, оправившись от температуры, но не от слабости, я оказался один на один с цветущим миром Гоголевских текстов, и сорочинская ярмарка впустила меня в свой миф, перенасыщенный яркими подробностями. Мир за окошком поблек, и ушёл куда-то, а страницы засверкали фейерверком слов. Обширные школьные классы, замирающие при падении учительской интонации, чреватой для многих, перестали казаться реальностью, а хорошие оценки за нечто вызубренное потеряли
притягательную силу.

А было мне лет девять или десять – то есть довольно много для первого, пусть и стремительного погружения в литературу, и выучился читать я поздно, и, что называется, из-под палки (помню отца, чрезвычайно мягкого человека, вдруг закипающего недовольством от моей бестолковости, когда я, склоняясь над Чёрной курицей Погорельского никак не мог уловить тайные связи слов.).

Думал ли я тогда, зачитавшись Гоголем, что шлифую иль развиваю душу? Думал ли, что становится иной? Или – что вряд ли – получает увечье? Не увечье, конечно, а прививку против обыденности, слишком вторгавшейся даже в детскую жизнь. Едва ли я думал вообще о чём-то – просто, захваченный, следил за великолепной панорамой, вдруг развернувшейся передо мною. В волшебном калейдоскопе менялись Ярмарка, Ночь перед Рождеством, Нос, Коляска; и эта самая пресловутая обыденность никак не хотела возвращаться в объектив.

Да, конечно, потом, по мере расширения читательских пристрастий, я всё более выпадал из повседневных дел, чувствую неимоверную разницу между тем, что предлагали книги и будничным ассортиментом. Или так проявлялась тоска по совершенству, едва ли возможному вне строк, вместе с ранней какой-то ущемлённостью мороком, иллюзорностью яви?

Страдал ли я оттого? Или возможность расплакаться над Гамлетом тоже своеобразный дар, объяснимый с трудом даже и взрослым мозгом? Так или иначе, ощущается, сперва слегка, потом даже и до чрезмерности – утончение души, не очень, наверно, важное для существования среди физических тел, но, может быть, необходимое для будущей яви, которая – провалами ли, снами, мечтами – с детства потаённо входит в ум, деформируя или углубляя его.

На определённом уровне читающий человек начинает считать, что человек вообще – сумма прочитанных книг. Это не так. Скорее человек – сумма того, что он любит – в широком смысле; да и вообще человек, пожалуй, своеобразная сумма сумм. Не стоит переоценивать книгу, но упаси вас Бог недооценивать её. В современности, заполненной чудовищным количеством книжных муляжей – в книжных магазинах с километрами полок, забитыми тем, что мало отличается от ширпортреба супермаркетов – книга потеряла сакральное значение, ибо несмотря на разницу между реально идущей, знакомой нам в ощущениях и предпочтениях, удачах и срывах действительностью и книжным роскошным садом, дававшим не только волшебные, но и священные плоды, именно этот сад связует нас с прошлым, отягощая, с обывательской точки зрения, знаниями. Именно он открывает нам будущее – так как плоды оные излучают свет. И именно будучи читателем или возделывателем сада, мы можем наконец понять, что жизнь, которая мнится нам ценной сама по себе, в сущности есть повествование о пути – коротком ли, долгом – к некоему пункту (хотелось бы сказать – конечному, что невозможно в силу бесконечности движения) – к некоему пункту назначения, который откроет смерть, и за которым, вероятно, появится новый путь – а повествование о пути невозможно провести иначе, чем через книгу.

Александр Балтин – член Союза писателей Москвы, автор 20-ти поэтических книг, свыше 400 публикаций в 76 изданиях России, Украины, Беларуси, Башкортостана, Италии, Польши, США, лауреат международных поэтических конкурсов, стихи переведены на итальянский и польский языки.

В литературе насчитывается более полусотни различных жанров, очерк является одним из самых интересных из них. Это сочинение вобрало в себя немного от художественной литературы, немного от публицистики. Школьники и студенты по незнанию пишут обычные статьи описательного характера, но это неправильно. Очерк - это нечто большее, в нем проскальзывает мысль автора, есть правдивая информация, факты, раздумья над решением проблемы. Чтобы написать такую статью, в некоторых случаях необходимо провести журналистское расследование. Для того и нужен пример очерка, чтобы было понятно, как оформлять сочинение и какие именно мысли излагать на бумаге. Подобные произведения встречаются у многих именитых писателей.

Что такое очерк

Первое знакомство с таким литературным жанром происходит на уроках русского языка, а вот все его виды и подвиды более детально изучаются уже журналистами и филологами. Чтобы правильно написать сочинение, следует разобраться в его сути. Очерк - это небольшого размера описывающее правдивые происшествия, события, конкретного человека. Временные рамки здесь не соблюдаются, писать можно о том, что было тысячи лет тому назад и что случилось только что.

Перед тем как писать очерк, необходимо собрать все факты, поскольку они являются основой сочинения. Происшествия и действия, о которых повествует очевидец, должны быть важными для общества, затрагивать серьезные социологические вопросы. Статья пишется в описательном стиле, субъективная оценка и собственные домыслы автора в ней исключаются.

Основные компоненты очерка

Сочинение такого жанра должно содержать три главные составляющие: публицистический, социологический и образный аспект. Автор в обязательном порядке должен затронуть социально важные вопросы. Это может быть очерк на тему подростковой преступности, алкоголизма и наркомании конкретного народа, загрязнения окружающей среды, заболевания СПИДом, раком, туберкулезом и другими опасными для общества болезнями. Писатель должен взять за основу факты, опираться на статистику. Например, это могут быть данные по численности больных людей в конкретном регионе, стране или во всем мире, по количеству выброса в атмосферу опасных веществ и т.д. При этом произведение нельзя засорять лишь цифрами, иначе оно получится сухим, слишком официальным и не затронет чувств читателей.

Публицистика в сочинении тоже очень важна, поскольку автор выступает в качестве журналиста, проводит личное расследование. Пример очерка можно найти во многих развлекательных журналах, газетах. Чтобы получить достоверные данные, иногда приходится немало времени посвятить сбору информации. Для этого нужно посетить библиотеку, поискать факты на официальных сайтах предприятий или государственных учреждений, пообщаться с конкретными людьми, побывать в описываемых местах, ведь нельзя расписывать, какое прекрасное озеро Байкал, увидев его лишь на картинке. Другими словами, очеркист должен быть разносторонне развитым, любознательным человеком, великим знатоком жизни.

Чтобы заинтересовать читателя, нужно написать красивым литературным слогом очерк. Жанр - это важная составляющая произведения. Сочинение должно быть написано в художественном стиле, здесь будет логичным красочное описание проблемы, рассказ о жизни конкретного человека. Введение в рассказ яркого и запоминающегося персонажа позволит окунуть читателя в определенную среду, понять суть проблемы. Текст имеет конкретную структуру: обозначение проблемы, ее анализ, поиск путей решения. Сочинение такого вида - это совокупность статистики с житейскими историями.

История появления очерка

Яркий пример произведения можно увидеть в творчестве некоторых писателей XVIII века. Дело в том, что такие содержательные, яркие и увлекательные очерки возникают во времена кризиса общественных отношений, изменения привычного уклада жизни. Великобритания к этому жанру пришла в начале XVIII века, потому как именно в тот период наблюдалось нравственное падение элиты общества. В журналах в основном печатались социально-критические зарисовки на тему бытовых сцен или характеров представителей определенных слоев населения.

В России подобное явление наблюдалось во второй половине того же века. В сатирических журналах интеллигенция высмеивала чиновников и помещиков старого строя в очерковых формах. В первой половине XIX века кризис достиг небывалых высот, поэтому очерки стали главным жанром писателей, желающих донести до общества мысль об упадке нравственности, угнетенности бедняков, глупости и деградации власть имущих и богачей. В таком стиле писали Салтыков-Щедрин, Белинский, Некрасов, в том же духе продолжали Горький, Короленко и другие демократичные писатели.

Пример очерка можно найти и в советской литературе. Этот жанр подпитывают перемены в жизни общества, изменение экономической, социальной, бытовой и правовой сфер жизни. Советские писатели развивали композиционные и содержательные формы, совершенствовали главные функции очерка: исследование проблемы, раскрытие сложности жизни. К такому жанру прибегали В. Тендряков, Е. Радов, Ф. Абрамов, Е. Дорош и другие.

Портретное произведение

Жанр портретный очерк требует хорошей наблюдательности и начитанности от очеркиста. За неимением этих качеств у автора получится не яркое и живое описание внешности человека, а какой-то фоторобот. Хорошие очерки обычно получаются у любителей классической литературы, потому как такие люди уже знают, как примерно нужно составлять текст. Классики уже оставили на память потомкам полноценные примеры портретных зарисовок. Также нужно приучить себя к наблюдательности, внимательно присматриваться к поведению своих родных, друзей, знакомых, простых прохожих, соседей. Концентрироваться следует на манере разговора, стиле речи, походке, жестах, мимике, особенностях телосложения, чертах лица.

В творческих вузах, в основном на режиссерских факультетах, студентам предлагают поиграть в игру - описать незнакомого человека, попытаться угадать его профессию, куда он идет, кем ему доводится его спутник или спутница и т.д. Сочинение в жанре портретного очерка пишется в таком же формате. Обязательно нужно носить с собой ручку и блокнот, чтобы фиксировать все увиденные интересные моменты, детали, это поможет натренироваться и научиться отделять важное от незначимого. Опытные очеркисты с первого взгляда определяют специфические качества, присущие описываемому человеку.

Лишь описание внешности, жестов, походки героя не должен содержать портретный очерк. Пример можно посмотреть в классической литературе. Внешний облик очень часто может о многом рассказать, познакомить с внутренним миром человека, его привычками, предпочтениями. Например, по виду и состоянию одежды можно узнать, опрятен ли герой, интересуется ли модой, любит быть в центре внимания или предпочитает слиться с толпой. При изучении человека следует опираться не только на визуальное впечатление, но и подключать осязание, слух, обоняние. Какие на ощупь руки у героя, какой его голос, может, от него чем-то особенным пахнет.

Портретный очерк пример может содержать из жизни описываемого персонажа. Например, в жизни героя случилось, что-то необычное, ему довелось спасать людей из горящего дома, решать глобальные вопросы, влияющие на экономику региона, сделать серьезную операцию и т.д. Нужно проследить, как через этот поступок проявляется характер человека. Это должен быть необычный словесный портрет, состоящий из красивых слов, происшествие показывает, каков герой в жизни, можно ли на него положиться.

Путевой очерк

Перед написанием произведения желательно ознакомиться с работами других, более опытных, авторов. Пример очерка можно найти в творчестве таких великих писателей, как Пушкин, Новиков, Радищев и др. Нельзя писать сочинение такого типа, не пережив описываемых эмоций, не увидев своими глазами достопримечательностей. Здесь нельзя полагаться лишь на фантазию, потому что очерк - это правдивое произведение, основанное на достоверной информации. Путешествуя по каким-то местам, обязательно нужно делать записи в блокноте о впечатливших деталях пейзажей, интересных происшествий, о том, что понравилось, а что пошло не так, как планировалось. При этом нельзя описывать конкретную личность, сочинение должно быть более масштабным.

Человеку свойственно забывать о каких-то моментах из своей жизни, поэтому во время путешествия полезно не только делать заметки, но и вести аудиодневник, делать фотографии. Перед тем как написать очерк, необходимо собрать воедино все снимки и записи, освежить воспоминания, составить примерный а уже потом приступать к его написанию.

Проблемное произведение

Литературный очерк содержит аналитическое начало и художественное описание. В проблемном произведении автор может затронуть какую-нибудь экономическую, политическую, социальную, экологическую ситуацию, в которой очень хорошо разбирается. Главная цель очеркиста - докопаться до истины, понять, почему возникла такая проблема, к чему она может привести, какие есть пути ее решения. Сочинение требует глубинного анализа, поверхностное описание здесь не подойдет. Перед тем как написать очерк, следует не только во всех деталях изучить проблему, но и почитать труды других авторов, ознакомиться с их взглядом на этот вопрос, изучить стиль написания.

Писать подобного рода тексты качественно сможет только тот человек, который заинтересован в решении и разборе существующей проблемы. Тема должна быть близка самому автору, только тогда он опишет ситуацию правдивым и живым языком. В путевом очерке очень четко прослеживается индивидуальность очеркиста, текст пишется только от первого лица. Автор должен ярко обрисовать суть проблемы, ознакомить читателей со своим видением ситуации, также произведение можно дополнить мнениями нескольких героев, очень хорошо, если они будут противоположными.

Очерк основан лишь на достоверной информации, но не следует его перегружать графиками, цифрами и статистикой, чтобы не превратить в сухую, неинтересную статью. Сочинение пишется в художественном стиле, если какие-то данные приводятся, то их нужно сопровождать пояснениями и комментариями. Такой вид текста похож на рассказ и повесть, в нем допускается употребление художественных оборотов, пространственные размышления, сравнение с другими событиями.

Очерк о человеке

Еще Горький говорил, что в центре произведения должен быть человек. Писатель также упоминал, что очерк находится между рассказом и исследованием. Этот жанр нельзя назвать легким, поскольку он состоит из рациональных фактов и яркого, эмоционального описания событий. В сочинении должны дополнять друг друга публицистика, документализм и творчество, тогда получится интересным, правдивым и живым очерк о человеке. Примеры подобных произведений можно посмотреть у классиков, именно у них нужно учиться и пытаться достигнуть уровня их работ.

В центре произведения должен находиться герой, его нужно описывать с двух сторон. Сначала следует выяснить социальные взаимоотношения персонажа с обществом, а потом изучить его внутренний мир, узнать, как он ведет себя дома, относится к близким людям, знакомым. Нужно собрать максимум информации о человеке, перед тем как писать очерк. Пример поэтапного составления произведения: проведение интервью, отбор ключевых моментов, перечисление позитивных и негативных черт характера, упоминание неординарных ситуаций в жизни персонажа.

В очерке обычно необходимо составить краткую биографию человека, но она не должна быть похожей на анкетные данные. Важно акцентировать внимание на характере героя, при этом нельзя просто сказать, что он трудолюбив, настойчив, умен и т.д., нужно представить доказательства, привести в пример сложные моменты из его жизни, рассказать, как он себя повел, что им руководило. Описывая определенный поступок, следует проанализировать психологические особенности человека, типичные и индивидуальные черты характера. Также можно рассказать о мыслях героя в той или иной ситуации.

Абсолютно изолированных людей не существует, каждый человек в какой-то мере взаимодействует с социумом, он оказывает и на него оказывают воздействие экономические, политические, нравственные процессы. Поэтому в очерке нужно суметь связать воедино индивидуальность героя с общественными явлениями, показать отношение персонажа к ним. Профессиональным очеркистам нередко удается через некий факт из биографии конкретного человека провести реконструкцию важного исторического события.

Если центральной фигурой является известный с многочисленными заслугами, то стоит их подчеркнуть. Сочинение-очерк также должно содержать тему о творчестве, духовных исканиях. Хорошее произведение не только в деталях рассказывает читателю о чужой жизни, свершениях и падениях, но и заставляет задуматься над осмыслением своих ошибок, научиться мечтать, ставить перед собой цели и достигать их.

Очерк-расследование

Очень часто журналисты проводят исследования с целью рассказать читателю о неизвестной или малоизвестной информации. Это может быть какая-то необычная область человеческой деятельности или изучение определенных явлений. Здесь допускается и исторический очерк, автор может собирать важные данные о конкретном регионе или стране, заняться исследованием построек, возведенных несколько веков назад, или же раскрыть организацию, хранящую в тайне важную информацию на протяжении многих лет.

Для начала журналист должен заняться сбором фактов, при необходимости выехать на место расследования. Затем нужно определиться с задачей и целями исследования, исходя из полученной информации, можно переходить к выдвижению различных версий и гипотез. В Америке очерком-расследованием называют собранный и проанализированный журналистом материал на серьезную тему, которую некоторые лица предпочитали бы сохранить в тайне. Такую статью сможет написать далеко не каждый, поскольку даже на этапе сбора информации требуется определенная квалификация, автор должен разбираться в теме исследования. При этом очеркист должен не только грамотно оперировать данными, но и в красивой, живой форме описать ситуации, создать образ центрального персонажа.

Судебное сочинение

К сожалению, не только о хороших событиях и добрых, отзывчивых людях пишутся очерки. Истории встречаются разные, есть и с плохим концом. Произведения на судебную тему в основном пишутся журналистами с целью дать морально-нравственную оценку преступлению, заставить читателей задуматься над тем, куда катится этот мир, найти способы воспрепятствовать повторению подобных ситуаций. Автор очерка должен детально проанализировать состав преступления, сделанный группой лиц или одним человеком. Журналист не дает правовую оценку ситуации, он должен зайти издалека, рассказать о том, что повлияло на поступок преступника, какие факторы подтолкнули его к страшному шагу, что заставило нарушить закон.

Например, молодой человек обвиняется в воровстве. Очеркист должен разобраться в мотиве преступления. Это парень из с детства родители приучали его воровать, обманывать, чтобы раздобыть себе на пропитание. Вот он и привык к такой жизни, мужчина не желает устроиться на работу, создать семью, ему нравиться бездельничать и жить за чужой счет. Конечно, в этом виноват не только молодой человек, но и его родители, общество, которое в нужный момент не остановило, не направило на путь истинный.

Журналист в своем очерке должен в красках описать детство беспризорника, как он попрошайничал на улицах, искал вместе с бродячими псами на свалках хоть какую-то еду. Также стоит упомянуть родителей, страдающих алкоголизмом, которым наплевать на ребенка, общество, которое сквозь пальцы смотрит на таких детей. Главная задача автора - показать условия и обстоятельства, которые привели человека к совершению преступления, проанализировать мотив.

В качестве фактов могут быть приведены показания очевидцев, детали и состав преступления. Журналист должен не только ознакомить читателя с негативной оценкой деяний преступника, но и заставить задуматься над собственным поведением. Возможно, совсем рядом находятся люди, нуждающиеся в помощи, если им не протянуть руку помощи сегодня, то завтра они станут потенциальными ворами и убийцами.

Место очерка в литературе

Каждый жанр оказывает определенное влияние на умы человечества. Что такое очерк в литературе, какое место он занимает в культурном развитии людей, насколько он важен для общества? Главная цель этого жанра - рассказать читателю правду о происходящих событиях, нововведениях, жизни конкретного человека. Благодаря живому, понятному языку информация легче усваивается. Красочное описание переносит читателя в те места или рисует образ того человека, о котором рассказывает автор. Хоть очерк и читается как но в нем указаны достоверные даты и факты.

О происходящих в мире событиях большинство людей узнает именно из газетных статей, написанных в очерковой форме. Нет таких областей деятельности человека, в которых бы не применялся этот один из самых важных и полезных литературных жанров. Благодаря очерку люди узнают много достоверной информации из разных уголков мира. В литературе существует огромное количество разновидностей этого жанра, самыми распространенными из них являются портретные, путевые и проблемные.

Класс кончился. Дети играют.

Мы берем училище в то время, когда кончался период насильственного образования и начинал действовать закон великовозрастия . Были года – давно они прошли, – когда не только малолетних, но и бородатых детей по приказанию начальства насильно гнали из деревень, часто с дьяческих и пономарских мест, для научения их в бурсе письму, чтению, счету и церковному уставу. Некоторые были обручены своим невестам и сладостно мечтали о медовом месяце, как нагрянула гроза и повенчала их с Пожарским, Меморским, псалтырем и обиходом церковного пения, познакомила с майскими (розгами), проморила голодом и холодом. В те времена и в приходском классе большинство было взрослых, а о других классах, особенно семинарских, и говорить нечего. Достаточно пожилых долго не держали, а поучив грамоте года три-четыре , отпускали дьячить ; а ученики помоложе и поусерднее к науке лет под тридцать, часто с лишком, достигали богословского курса (старшего класса семинарии). Родные с плачем, воем и причитаньями отправляли своих птенцов в науку; птенцы с глубокой ненавистью и отвращением к месту образования возвращались домой. Но это было очень давно.

Время перешло. В общество мало-помалу проникло сознание – не пользы науки, а неизбежности ее. Надо было пройти хоть приходское ученье, чтобы иметь право даже на пономарское место в деревне. Отцы сами везли детей в школу, парты замещались быстро, число учеников увеличивалось и наконец доросло до того, что не помещалось в училище. Тогда изобрели знаменитый закон великовозрастия . Отцы не все еще оставили привычку отдавать в науку своих детей взрослыми и нередко привозили шестнадцатилетних парней. Проучившись в четырех классах училища по два года, такие делались великовозрастными ; эту причину отмечали в титулке ученика (в аттестате) и отправляли за ворота (исключали). В училище было до пятисот учеников; из них ежегодно получали титулку человек сто и более; на смену прибывала новая масса из деревень (большинство) и городов, а через год отправлялась за ворота новая сотня. Получившие титулку делались послушниками, дьячками, сторожами церковными и консисторскими писцами; но наполовину шатались без определенных занятий по епархии, не зная, куда деться со своими титулками, и не раз проносилась грозная весть, что всех безместных будут верстать в солдаты. Теперь понятно, каким образом поддерживался училищный комплект, и понятно, отчего это в темном и грязном классе мы встречаем наполовину сильно взрослых.

На дворе слякоть и резкий ветер. Ученики и не думают идти на двор; с первого взгляда заметно, что их в огромном классе более ста человек. Какое разнохарактерное население класса, какая смесь одежд и лиц!.. Есть двадцатичетырехгодовалые, есть и двенадцати лет. Ученики раздробились на множество кучек; идут игры – оригинальные, как и все оригинально в бурсе; некоторые ходят в одиночку, некоторые спят, несмотря на шум, не только на полу, но и по партам, над головами товарищей. Стон стоит в классе от голосов.

Большая часть лиц, которые встретятся в нашем очерке, будут носить те клички, которыми нарекли их в товариществе, например, Митаха, Элпаха, Тавля, Шестиухая Чабря, Хорь, Плюнь, Омега, Ерра-Кокста, Катька и т. п., но этого не можем сделать с Семеновым: бурсаки дали ему прозвище, какого не пропустит никакая цензура – крайне неприличное.

Семенов был мальчик хорошенький, лет шестнадцати. Сын городского священника, он держит себя прилично, одет чистенько; сразу видно, что училище не успело стереть с него окончательно следов домашней жизни. Семенов чувствует, что он городской , а на городских товарищество смотрело презрительно, называло бабами; они любят маменек да маменькины булочки и пряники, не умеют драться, трусят розги, народ бессильный и состоящий под покровительством начальства. Для товарищества редкий городской составлял исключение из этого правила. Странно было лицо у Семенова – никак не разгадать его: грустно и в то же время хитро; боязнь к товарищам смешана с затаенной ненавистью. Ему теперь скучно, и он, шатаясь из угла в угол, не знает, чем развлечься. Он усиливается удержать себя вдали от товарищей, в одиночку; но все составили партии, играют в разные игры, поют песни, разговаривают; и ему захотелось разделить с кем-нибудь досуг свой. Он подошел к играющим в камешки и робко проговорил:

– Братцы, примите меня.

– Гусь свинье не товарищ, – отвечали ему.

– Этого не хочешь ли? – проговорил другой, подставив под самый нос его сытый свой кукиш с большим грязным ногтем на большом пальце…

– Пока по шее не попало, убирайся! – прибавил третий.

Семенов отошел уныло в сторону; но на него не произвели особенного впечатления слова товарищей. Он точно давно привык и стерпелся с грубым обращением.

– Господа, с пылу горячих !

– Гороблагодатскому.

Семенов вместе с другими направился к столу, около которого тоже шла игра в камешки между двумя великовозрастными, и притом Гороблагодатский был второй силач в классе, а Тавля – четвертый. Лица, окружившие игроков, приятно осклаблялись, ожидая увеселительного зрелища.

– Ну! – сказал Тавля.

Гороблагодатский положил на стол руку, растопырив на ней пальцы. Тавля разместил на руке его пять небольших камней самым неудобным образом.

– Валяй! – сказал он.

Тот вскинул кверху камни и поймал из них только три.

– За два! – подхватили окружающие.

– Пиши, брат, к родителям письма, – прибавил Тавля с своей стороны.

Гороблагодатский, ничего не отвечая, положил левую руку на стол. Тавля кинул камень в воздух, во время его полета успел со страшной силой щипнуть руку Гороблагодатского и опять поймал камень.

Толпа захохотала.

Игра в камешки, вероятно, всем известна, но в училище она имела оригинальные дополнения: здесь она со щипчиками , и притом щипчиками холодненькими, тепленькими, горяченькими и с пылу горячими , которые доставались проигравшему. Без щипчиков играла самая молодая, самая зеленая приходчина , а при щипчиках с пылу горячих присутствует теперь читатель.

Между тем матка (главный камень) летала в воздухе, а Тавля своими, здоровенными руками скручивал кожу на руке партнера и дергал ее с ожесточением. После двадцати щипчиков рука сильно покраснела; после пятидесяти появилась синева.

– Любо ли? – спрашивает Тавля, заглядывая ему в глаза.

Впервые опубликован в журнале «Дело» 1884, №№ 3 и 4. Включен автором в состав «Сибирских рассказов» в 1905 г. Печатается по тексту: «Сибирские рассказы», т. IV, М., 1905.Известны две рукописи очерка: 1) начало первой главы - хранится в ЦГАЛИ в Москве; 2) полностью - в Свердловском областном архиве; эта рукопись имеет подзаголовок: «Очерк из жизни уральского духовенства». По сравнению с рукописью печатный текст имеет некоторые сокращения.Изображенные в очерке картины жизни духовенства, сравнительно редкие в творчестве Мамина-Сибиряка, свидетельствуют о хорошем знании писателем быта этой среды. Образ отца Андроника и самый конфликт представителя старого духовенства с новым намечены в очерке Мамина-Сибиряка «Сестры» (1881), но очерк не был опубликован при жизни писателя.Очерк был положительно отмечен критикой. В «Журнальном обозрении» критик «Недели», сравнивая почти одновременно появившиеся повесть «весьма известного» Боборыкина «Без мужей» с произведением «почти неизвестного г. Сибиряка», отдает предпочтение последнему: «У г. Сибиряка мы видим душу человека, а у г. Боборыкина всего только человеческую испарину да пару изорванных дамских башмаков» («Неделя» 1884, Ns 22).

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Авва. Очерк читать онлайн

Ay нас, дева, поп новый… - докладывала мне Фатевна, разбитная заводская прасолка. - Совсем еще молоденький, а такой, Христос с ним…

Спроси у Андроника, какой… Он тебе скажет!..

Фатевна поправила сбившийся на груди длинный передник и загадочно хихикнула себе в нос. Очевидно, Фатевне хотелось продолжать начатый разговор, и она нерешительно переминалась с ноги на ногу, ожидая реплики. Толстая, коренастая, точно сколоченная фигура Фатевны так и дышала той изворотливостью и неугомонной суетой, какие присущи всем мелким торговкам, промышляющим всякую малость одним собственным трудом. Особенно характерно было лицо Фатевны: рябое, морщинистое, с широким ртом, орлиным носом и серыми ястребиными глазками. Она умела все на свете видеть «наскрозь» и резала своим языком хуже ножа. В своем ситцевом сарафане, розовой ситцевой рубашке, в козловых мягких башмаках «ступнях» и в какой-то мудреной повязке на голове, Фатевна выглядела настоящей бой-бабой, которой пальца в рот не клади. Говорила она скоро, бормотком, точно сухой горох сыпала, и в такт сыпавшимся словам сильно размахивала своими длинными руками; особенно интересно умела Фатевна повертываться на одном месте стопочкой, точно деревянная кукла на пружине. Впрочем, повертывалась она так только в хорошем расположении духа, а когда ссорилась со своей квартиранткой Глафирой, ограничивалась только движениями одной головы, которую совсем почти повертыв-ала иазад, как это делают хищные птицы. К числу особенностей Фатевны принадлежала привычка всем без различия говорить «дева». Теперь, пока я пил чай, Фатевна подробно «отлепортовала» о новом священнике, который, очевидно, сильно ее занимал.

Ничего, он оборотистый, дева, - заключила свою речь Фатевна, разводя руками, точно сновала пряжу. - Не чета Андронику-то… Только будто у Андроника денег много, а так, ежели его взять, так все равно, что мешок с травой - ничего он не стоит.

Что, видно, поссорились опять с Андроником-то?

Я!.. Ох, и не говори!.. Один только грех, дева, с этим Андроником. Прямо сказать… А на его-то деньги мне плевать!.. Мое дело женское, каждую копеечку из-под ноготка добываешь, а и то с поклоном к Андронику не пойду… Вот ужо подведет ему животы новый-то. Его отцом Егором звать… Ну, я распустила с тобой басни-то, а ты, поди, есть хочешь?

Пожалуй…

Постный день-то сегодня, плохая у нас еда. Разе вот пирог с грибами немножко отдохнет, так его тебе подать?..

Ничего и пирог…

Фатевна повернулась стопочкой и поплыла к выходу; ходила она, по своей толщине, с легким перевальцем, как ходят маленькие дети.

А ты пойдешь к имям? - спросила Фатевна, останавливаясь в дверях.

К кому это?

Обнакновенно к кому: к попу Андронику…

Да ведь Андроник один…

Ну, а дьячок Паныпа, учитель Краснопевцев, - ведь они и днюют и ночуют у Андроника. И по улице так гнездом и ходят… Учитель у нас недавно, почитай вместе с отцом Егором приехал, а водку пить - так и хлещет, так и хлешет. Как-то идут мимо нас, то есть Паньша с учителем, а Глафира увидала их в окошко и говорит: «Вот, говорит, бредут две глисты». Ей-богу, дева!.. У Глафиры в зубах не завязнет…

Мамынька, где ты запропастилась? - послышался в сенях звонкий голос единственной дочери Фатевны, Феклисты.

Иду, иду… Эк тебя взяло!.. Так я тебе пирога подам, не обессудь на нашей простоте.

Бывая в Мугайском заводе, я всегда останавливаюсь в опалубленном домике Фатевны не потому, чтобы сама Фатевна или ее дом мне особенно нравились, а просто по старой привычке: остановился раз, а там и пошло. Да и выбирать, собственно, было не из чего: или на земскую квартиру, или к Фатёвне. Я из двух зол предпочитал последнее, потому что на земской квартире уж слишком было неприглядно.

Как по наружному виду, так и по внутреннему устройству домик Фатевны служил характерным дополнением своей бойкой хозяйки. Он стоял на высоком берегу заводского пруда, на самом углу улицы, и так сыто поглядывал кругом своими пятью окнами!.. Железная крыша, беленые трубы, раскрашенные зеленой краской ставни и ряд хозяйственных пристроек придавали ему типичный вид купеческой архитектуры средней руки. Такие палубленные стены, расписные ставни, крепкие ворота и железные крыши точно отмечают накопившееся среди остальной заводской голытьбы плотное довольство тех счастливцев, которые успели выделиться из остальной человеческой массы и вполне утвердились на своей линии. В таких крепких домах и живут крепко, превращая отдельные дни в кольца какой-то железной цепи, которая не порвется и всегда постоит за себя.

Внутри дом Фатевны был устроен замечательно, в том отношении, что в нем, точно со специальной целью, были сгруппированы всевозможные неудобства, какие только можно придумать. Всех комнат было четыре, пятая кухня, но они были так расположены, что, собственно, не было ни одной отдельной комнаты, а все были проходные, так что составляли что-то вроде широкого коридора, разделенного перегородками с дверями. Жить в общечеловеческом смысле в таких покоях не было никакой физической возможности, потому что и строились и убирались они преимущественно «на случай гостей». Эти гости были чем-то вроде пункта помешательства для Фатевны, и она лезла из кожи, чтобы не ударить в грязь лицом. С этой нарочитой целью везде были разостланы чистые половики домашней работы, на окнах развешены кисейные занавеси с бахромками, на подоконниках расставлены мещанские цветы - петухи, герани, красный перец и т. д. Мебель, состоявшая из расклеившихся ломберных столов, подержанных венских стульев, приобретенных по случаю двух диванов, обитых пестрым ситцем и жестких, как чугунные плиты, и парадной двухспальной постели, на которой сама Фатевна никогда не спала, - эта мебель являлась жалким сколком с купеческой городской роскоши и наводила тоску на свежего человека своим бесприютным видом, точно здесь был собран музей самых неудобных вещей для домашнего обихода. Прибавьте к этому, что все наружные стены дома были изрублены окнами, а внутренние - дверями, так что, собственно говоря, негде было поставить кровати. Я устраивался обыкновенно на одном диване, который стоял под тремя окнами, что зимой было особенно неудобно и с чем приходилось все-таки мириться, чтобы не ложиться головой к наружной двери, а ногами к печи.

Мне обыкновенно приходилось проводить в Мугайском заводе всего несколько дней, и Фатевна с удовольствием уступала мне свои парадные горницы, вероятно, желая блеснуть своей обстановкой пред заезжим человеком, который лучше других мог оценить все достоинства ее горниц. Сама Фатевна перебивалась с мужем Денисычем и косоглазой дочерью Феклистой в темной и холодной «куфне», где всегда было сыро и пахло гнилью, а зимой холодно, как в погребе. Чтобы не нарушать великолепия парадных горниц, Фатевна спала даже зимой на полу кухни, под тремя шубами, уступая печку Денисычу, а полати - Феклисте. Благодаря таким условиям Фатевна целую зиму маялась то зубами, то поясницей, то животом, то головой, но я уверен, что в ее трещавшей от угара, холода, сырости и сквозного ветра голове ни разу не мелькнула мысль о возможности занять хоть на время одну из горниц

А гости навернутся?! - с ужасом объяснила мне Фатевна, когда однажды я намекнул ей на такую возможность. - Што ты, што ты, дева… Устраивала-устраивала, налаживаланалаживала горницы, а тут стану сама же их срамить. Экое ты слово вымолвил, дева!..

Хуже постоянно хворать, Фатевна, а неровен час и богу душу отдашь, а горницы останутся.

И пусть останутся, Феклиста будет жить… А што насчет смерти, дева, так ты это даже совсем напрасно: вон наша Глафира скрипит, а я против нее еще верба вербой. Это господа придумали разные простуды, а мы и так износим.

В ожидании, пока пирог с грибами «отдохнет», я разрешил почти математическую задачу, вроде четвертого измерения, как устроиться со своими пожитками в средней горнице, на неумолимо жестком диване, точно набитом булыжником. Главное неудобство моей позиции заключалось, во-первых, в том, что вечером, при огне, в моей комнате было все видно, как в фонаре, потому что парадных занавесок опускать не полагалось; во-вторых, косая Феклиста имела привычку шмыгать через все комнаты как раз в те моменты, когда только начнешь раздеваться или одеваться. Время было летнее, самый полдень; с улицы так и тянуло тяжелым зноем, самовар погас и только изредка пускал одну протяжную пискливую нотку, точно удавленный. Разместив свои пожитки частью под гостеприимный диван, частью в угол, я с удовольствием мечтал после «отдохнувшего» пирога вздремнуть где-нибудь в прохладном местечке, но это благочестивое желание было нарушено криками и руганью, которые донеслись со двора. Я распахнул окно на двор.

И пусть слышит!.. - азартно отвечала Фатевна, выступая по двору фертом и даже поставив руки в боки. - А ты все-таки живая боль… Чего размыргалась, как ворона перед ненастьем?

И ты хороша, сухая мозоль, - отвечала Глафира, стараясь выдержать незлобный тон. - Ровно бы тебе, Фатевна, и помолчать пора. Правду, видно, говорят, что бабье серсо как худой горшок, - все бренчит. Ты бы хоть чужих-то людей постыдилась. Своя дочь на возрасте, а девисе разве пристало твои непогожие речи слушать?

Слабым местом Фатевны была ее «девиса» Феклиста, которая из-за своего косого глаза совсем «зачичеревела» в девках, что родительскому сердцу Фатевны было особенно прискорбно. В крайних случаях Глафира умела именно с этой стороны напасть на Фатевну, и последняя лезла на стену, стараясь, в свою очередь, отзолотить злыдню Глафирку на все корки. Теперь, когда барин в окошко все видел и слышал, отношения воюющих сторон обострились в высшей степени и перешли в настоящее ратоборство. Посыпалась обоюдная брань. Фатевна в азарте даже бросала щепами в своего врага, а Глафира плевала в нее, хотя щепы и плевки и не достигали своих конечных целей. Закончилась эта ссора тем, что обе стороны, устав ругаться, обратились к моему третейскому суду, причем старались перекричать друг друга, так что понять в этой сумятице решительно ничего нельзя было, хотя по особенно частому упоминовению имени Феклисты и можно было догадаться, что дело вышло из-за нее.

Мамынька, пирог-то отдохнул!.. - крикнула Феклиста, появляясь на крыльце в подтыканном ситцевом сарафане.

Ах, я дура!.. - обругала себя Фатевна, направляясь к «куфне». - Простудила совсем пирог-то из-за этой злыдни…

Ступай, ступай, воевода… - поддразнивала Глафира, хихикая коротким смешком, причем закрывала свой рот широкой костлявой ладонью. - По словам, как по лестнице, ходишь, а барин с голоду умирай…

Фатевна, занеся ногу на приступок крыльца, остановилась и, обернувшись назад, каким-то неестественно высоким голосом закричала:

А ты, моль, уходи от меня!.. Слышишь? Чтобы и духу твоего не было у меня в дому!

И уйду… сейчас уйду!.. Испугала, подумаешь, своим-то домом, да я… Важное кушанье: плюнуть и растереть нечего.

Моль, моль, моль!..

Конечно, вся эта сцена была самым невинным упражнением в красноречии, чтобы убедить барина и весь свет, какая ведьма эта Фатевна и какая злыдня Глафирка. Стороны, взывая к моему третейскому нелицеприятному суду, конечно, рассчитывали каждая исключительно в свою пользу. Невинными свидетелями происходившего ратоборства, кроме меня, были две копавшиеся в мусоре курицы, шарашившийся на длинной привязи теленок, лаявшая на воздух цепная собака Соболь, Денисыч, запрягавший под навесом лошадь, и девица Феклиста, гремевшая в кухне посудой. Денисыч, сутулый и низенький мужик в пестрорядевой рубахе и таких же портах, в развалившихся сапогах и рваной шляпенке, меньше всего походил на то, чем должен был бы быть муж Фатевны. Он сильно смахивал на одного из тех кухонных мужиков, каких можно встретить где-нибудь на черной лестнице большого столичного дома. Впрочем, в доме Фатевны он и выполнял роль такого кухонного мужика. Какое-то полинялое лицо, мочальная бороденка, вялые движения, апатичный, мрачный взгляд - все говорило не в пользу Денисыча. Народ зовет таких мужиков мусорными. Заложив лошадь и поплевав на руки, Денисыч постоял около телеги минут пять, потом почесал в затылке и, передвинув свою шляпенку с уха на ухо, в прежнем раздумье вяло побрел в кухню, вероятно, с слабой надеждой, не перепадет ли и на его долю «отдохнувшего пирога». На дворе, залитом ярким июльским солнцем, осталась теперь одна Глафира. Зевнув устало несколько раз в свою костлявую руку, она посмотрела на кухню и неожиданно запричитала тоненьким плаксивым голосом, точно ее придавили:

Сирота-а я горемычная!;. Нету у меня батюшки-заступничка, матушки-заботушки! Некому за меня заступиться!.. Оххо-хо!.. Хоть бы умереть от этой каторжной жисти! Вон она, эта ведьма, как меня собачила!.. Дом у ней, слышь, так ступай из дому! И уйду… У покойного тятеньки какой дом был, - почище этого в сто раз, да и то не хвастался. Собака, эта Фатевна, настоящая ценная собака… И уйду, непременно уйду… Попадья отца Егора давно меня сманивает-и уйду к ней. Ох, я сирота беззащитная, горе-горькая сиротинушка!.. У Фатевны-то у самой дочь вон какое косое дерево уродилось.

Глафире давно было за сорок; по общественному положению она была христовой невестой, потому что уродилась такой длинной и нескладной вислятью, что ни один жених не решился вступить с ней в закон. Точно вытянутая фигура Глафиры поражала своей непропорциональностью, и общая костлявость делала ее совсем безобразной. Длинные руки висели безжизненно; двигалась Глафира на своих длинных ногах с таким неуверенным видом, точно они у ней были отморожены, или под тощими складками безжизненно болтавшейся на ней шерстяной юбки были деревянные ходули вместо ног. Длинное, желтое лицо Глафиры было покрыто мелкими морщинами, большой рот открывал два ряда гнилых зубов, которые она напрасно старалась закрыть своей костлявой рукой, жидкие темные волосики на вдавленных по-щучьи висках точно были прилизаны; вообще эта почтенная девственница отличалась большим безобразием, и только наступившая старость придавала ей известную долю благообразности, скрывая своими морщинами пороки и недостатки. Только крошечные голубенькие глаза, как две незабудки, смотрели всегда так любовно и с насмешливым добродушным огоньком, да большой, некрасивый рот улыбался точно что-то спрашивавшей застенчивой улыбкой, какой умеют улыбаться все русские божьи люди. Голос у Глафиры был слабый, чахоточный, но он так хорошо переливался, точно ручеек бежит, так что хотелось его слушать без конца. В самом тоне было что-то такое безобидное, успокаивающее. Так умеют говорить старые няни, няни по призванию, которые заговаривают самых неспокойных ребят, когда те капризничают и купоросятся перед сном. Я любил слушать, как говорила Глафира, особенно, когда она что-нибудь рассказывала, - она умела схватить самые типичные особенности людей и особенно их слабые стороны.