Семейная жизнь рушится. Из-за чего рушатся семьи

Родился в знаменитом Палехе в семье потомственного иконописца. Первым учителем живописи для Корина стал его отец. Отправленный в Москву учиться живописи, Павел в 1911г. помогает художнику М.В. Нестерову в работе над росписью собора Марфо-Мариинской обители. В 1912 г. он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (Дом Юшкова), которое окончил в 1916 г. Среди его наставников были К.А.Коровин и С.В.Малютин, однако главными учителями Корина явились А.А.Иванов и М.В.Нестеров.

Жил Павел Корин в Москве, часто приезжая в родной Палех.

Подобно своему художественному предшественнику А.А.Иванову, в 1925г. Павел Корин обретает свою тему в творчестве. Он мечтал создать большое полотно, подобное ивановскому “Явлению Христа народу”.

Вдохновение пришло к художнику во время похорон патриарха Тихона в Донском монастыре в 1925г. У Корина возник замысел создания многофигурной композиции, олицетворяющей образ Русской православной церкви. Для православного русского человека эти похороны, происходившие при большом стечении народа, были равнозначны прощанию с прежней Россией, обреченной, но уверенной в своем духовном возрождении. Многотысячный поток верующих вдохновил художника на “Реквием”, картину, которая воплотила бы Святую Русь в период трагических перемен. Для создания масштабного полотна Корин в течение десяти последующих лет писал замечательные портреты-типажи (“Отец и сын” 1930 г., ‘’Нищий” 1933г., “Игуменья “1935г. ,”Метрополит” (будущий патриарх Сергий),1937 г. и др.). В ходе этой работы формировалась его самобытная манера письма.

В 1931 г. писатель М.Горький посетил мастерскую Корина (Доходный дом А.К.Ечкина). Эскизы произвели на него сильное впечатление. Однако, как бы стараясь уберечь художника от возможных репрессий, Горький предложил ему заменить первоначальное название картины на иное – ‘”Русь уходящая “.

По приглашению М.Горького Павел Корин вместе с братом Александром совершил поездку по Италии и другим странам Европы. Во время этой поездки художник сделал огромное число этюдов и набросков. Живя у Горького в Сорренто, художник написал в 1932 г. знаменитый портрет писателя.

В 1935-1937 гг. художник создал общий эскиз своего будущего грандиозного полотна “Русь уходящая. Реквием”. Эскиз насыщен символами и полон энергии. Перед нами – Церковь, выходящая на бой с безбожной властью и апеллирующая не столько церковным иерархам, сколько к Богу. Поразительным откровением является угаданное художником будущее высокое духовное предназначение высших иерархов церкви. Тогда, в 1935г., уже на первоначальном эскизе мы видим в одном ряду с патриархом Московским и всея Руси Тихоном митрополитов Сергия и Алексия, которым соответственно в 1943и 1944 гг. было суждено стать следующими первоиерархами православной церкви. Еще более удивляет, что рядом с ними изображён иеромонах Пимен, ставший в 1971 г. патриархом, но мало известный в 1935г. И в центральных образах, и в образах простых монархов и верующих объединяющим началом выступает вера и твёрдость духа, позволяющие зрительно быть уверенным в конечной победе Света над Тьмой, Добра над Злом. Однако усилившееся давление на Корина со стороны властей вынудило его приостановить эту работу.

В 1939-1943 гг. по заказу Комитета по делам искусств Павел Дмитриевич пишет цикл портретов деятелей советской культуры (М.В.Нестерова, А.Н.Толстого, В.И.Качалова), парадных и в то же время остродраматичных. Воодушевленной борьбой народа и победой, художник создает в военные и послевоенные годы триптих “Александр Невский “ (1942-1943) и мозаику на станции метро “Комсомольская” кольцевая (1953г.). В послевоенные десятилетия Корин завершил композиционный эскиз картины «Русь уходящая. Реквием» (1959г.). В 1963 г. художник был удостоен Ленинской премии.

В 1932 -1959гг. П.Д.Корин руководил реставрационными мастерскими Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. Собрал ценнейшую коллекцию икон, экспонированную вместе с произведениями самого художника в его московском Доме-музее, открывшемся в 1971 г. В связи с реставрационными работами на данный момент музей не работает. Художник руководил реставрационными работами шедевров Дрезденской картинной галереи. Приложил немало усилий для сохранения художественного наследия России. Однако закончить главное дело своей жизни – картину “Русь уходящая. Реквием “ – он так и не сумел.

Ровно 100 лет назад Россия обрела Патриарха. Художник Павел Корин увидел в новой Русской церкви знак приближения Царствия Небесного

Однажды в 1931 году писатель Максим Горький подсел к художнику Павлу Корину и сказал:

– Знаете что, напишите-ка с меня портрет.

Художник ответил, что ещё ни разу не писал портрет, поэтому боится пустой траты времени. Но в итоге согласился. Так было положено начало удивительному сотрудничеству и дружбе маститого писателя с малоизвестным тогда ещё художником, который вскоре прославится как лучший портретист Советского Союза. Всем знакомый по школьным учебникам портрет князя Александра Невского, портрет «демона войны» маршала Жукова, портреты художников Михаила Нестерова и Кукрыниксов, писателя Алексея Толстого, академика Зелинского, Сергея Коненкова и Василия Качалова – это всё Корин. Но началось всё с Горького. Впрочем, речь не об этом.

Павел Корин

Так вот, однажды Максим Горький после очередного сеанса позирования увидел в углу мастерской сваленные в кучу этюды – наброски какого-то грандиозного полотна: торжественный крестный ход священников под мрачной громадой Успенского собора Московского кремля – яростно сверкали на солнце купола, а внизу разливалось сияние от шитых золотом архиепископских одежд.

– Что это? – заинтересовался писатель.

– «Реквием», – не очень уверенно ответил художник.

– Нет, друг мой, название должно определять содержание, а в этом названии я не вижу этого…

Писатель еще раз внимательно посмотрел на этюды, задумчиво покачал головой: нет, нельзя в годы Второй Безбожной пятилетки быть таким неосторожным.

Павел Корин. Фрагмент портрета А.М. Горького

– Понимаете, это же все уходит из нашей жизни. Уходящая натура – уходящие люди… Кстати, помните, у Сергея Есенина есть такое замечательное стихотворение «Русь Уходящая»?

И тут же начал декламировать:

«Я уходящих в грусти не виню,
Ну где же старикам
За юношами гнаться?
Они несжатой рожью на корню
Остались догнивать и осыпаться…»

– Да, – резко подвел итог размышлениям писатель. – Я бы так и назвал: «Русь уходящая».

– Вот спасибо, Алексей Максимович, – с жаром воскликнул Корин, – непременно воспользуюсь вашим советом.

Поддержка и покровительство всемогущего «инженера душ человеческих» была ему тогда очень необходима.

Павел Корин в студии рядом c картиной «Портрет художников Кукрыниксов» (1958 год)

У каждого художника есть своё главное полотно – его визитная карточка, его душа, распятая на подрамнике, его воплощённая мечта. У Корина таким главным полотном стала воображаемая картина – задуманный «Реквием», или «Русь уходящая», так и не был никогда написан, несмотря на то что Павел Дмитриевич несколько десятилетий работал над композицией картины, написал , сделал этюды интерьеров Успенского собора Московского кремля. По его замыслу, это должно было быть эпическое полотно – 40 квадратных метров, почти столько же, сколько и «Явление Христа народу» Александра Иванова.

Павел Корин. Русь уходящая

Но когда картина вдруг предстала перед мысленным взором во всех подробностях, когда он вдруг со всей ясностью понял, что именно он хочет нарисовать, вернее, ЧТО как будто бы само собой явилось из сотен эскизов и рисунков, его руки словно парализовало от страха.

И он так и не притронулся к огромному загрунтованному холсту, который сделали специально для Корина. Много лет этот гигантский холст немым укором стоял в его мастерской.

Но в искусстве многие вещи совсем не зависят от воли творца, вернее, тех людей, которым Творец поручает что-то создать для Своих надобностей. Раз уж Творцу что-то нужно, то это появится в любом случае, можете даже и не беспокоиться. И поэтому ненаписанное полотно Корина так или иначе всё равно появилось на свет – пусть и в виде эскизов и множества разрозненных этюдов.

Творцу же требовалось послать чадам Своим Знак.

Павел Корин с самого раннего детства обещал служить Богу, ведь он появился на свет в июле 1892 года в знаменитом на весь мир селе Палех Владимирской губернии – в семье потомственных русских иконописцев. В десять лет Павел, как и его старшие братья, был принят в иконописную школу Палеха, затем он с братом Александром уехал на заработки в Москву, поступил учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ).

Одновременно они с братом подрядились работать в артель «богомазов» К.П. Степанова при Донском монастыре, где охотно брали палехцев. Так братья Корины и попали на строительство храмов для Марфо-Мариинской обители в Москве, которая создавалась на средства великой княгини Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы Александры Федоровны. В Марфо-Мариинской обители тогда работали лучшие церковные живописцы того времени: Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Нестеров. Именно Михаил и стал на долгие годы другом и наставником Павла Корина. Вместе с Нестеровым они расписали главный купол храма Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители, а далее уже один Павел Корин оформил подкупольное пространство храма, своды окон и дверей.

Фреска Михаила Васильевича Нестерова «Христос в доме Марфы и Марии» Покровского храма Марфо-Мариинской обители

Кстати, в монастыре Павел Корин нашёл и свою будущую жену – воспитанницу обители Прасковью Тихоновну.

Затем настали тяжёлые и голодные революционные годы. Марфо-Мариинская обитель была закрыта, княгиня Елизавета Федоровна арестована и казнена. Чтобы хоть как-то прокормить семью, Павлу Корину пришлось устроиться в анатомичку 1-го Московского университета: он зарисовывал различные органы трупов, также он преподавал технику рисунка в МУЖВЗ (вернее, после революции училище сменило название на 2-е Государственные художественные мастерские).

Княгиня Елизвета Федоровна

Но, несмотря на все гонения, художник остался верен православию и глубоко сочувствовал всем событиям Русской церкви этого периода. Также Корин глубоко переживал арест патриарха Тихона в мае 1922 года и суд над предстоятелем церкви. Как и многие сотни москвичей, он посчитал своим долгом отнести передачу патриарху, заключённому в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Корин тоже ездил в Донской, передал посылку с продовольствием и тёплыми вещами, сшитыми бывшими монахинями Марфо-Мариинской обители, и в благодарность получил фотографию патриарха и ответ на клочке бумаги: «Получил и благодарю. Патр. Тихон». Эту записку, приклеенную к обратной стороне фотографии, Павел Дмитриевич как благословение всегда хранил у себя.

Патриарх Тихон

Ещё большее потрясение на художника произвела смерть патриарха в апреле 1925 года. Несмотря на негласные запреты, толпы людей шли проститься с патриархом в Донской монастырь, где в течение нескольких дней стоял гроб. Корин был там все те дни, и увиденное им массовое народное стояние у гроба патриарха произвело на него необычайно сильное впечатление. Запомнились и слова проповеди митрополита Трифона (Туркестанова):

– Мы должны нести крест, и я заметил, что как бы в напоминание об этом нас постигают скорби, иногда ожидаемые, иногда большей частью катастрофические, как теперь…

В своём дневнике Павел Корин писал: «Донской монастырь. Отпевание Патриарха Тихона. Народа было великое множество. Был вечер перед сумерками, тихий, ясный. Народ стоял с зажжёнными свечами, плач, заупокойное пение. Прошёл старичок-схимник. Около ограды стояли ряды нищих. В стороне сидел слепой и с ним мальчишка лет тринадцати, пели какой-то старинный стих. Помню слова: «Сердца на копья поднимем». Это же картина из Данте! Это «Страшный суд» Микеланджело, Синьорелли! Написать всё это, не дать уйти. Это – реквием!»

Свой замысел художник связывал с «Реквиемом» Берлиоза: «Помни “День гнева”, какое величие! Вот так бы написать картину. “День гнева, день суда, который превратит весь мир в пепел”. Какая музыка! Этот пафос и стон должен быть в моей картине. Гром, медные трубы и басы. Этот почерк должен быть!».

Так возник замысел картины, увековечивающей образы русского духовенства и верующих, которые, казалось, скоро совсем исчезнут в новой безбожной России.

Корин стал ходить с записной книжкой на службы в московские храмы, зарисовывая особенно заинтересовавшие его лица.

Вскоре он познакомился и с митрополитом Трифоном – бывшим дворянином и бывшим настоятелем московского Богоявленского монастыря, который добровольно отправился полковым священником на Первую мировую войну, заработав несколько боевых ранений. В Москве он вёл совершенно нищенскую жизнь. Согласившись позировать для будущей картины, владыка Трифон дал Корину рекомендательное письмо, в котором он просил других архиереев оказать помощь художнику. Более того, многие видные священники соглашались позировать живописцу только потому, что прежде ему позировал сам владыка Трифон! Благодаря помощи владыки Корин мог познакомиться и с тайными монахами из разогнанной Смоленской Зосимовой пустыни Владимирской епархии, и с монахинями закрытого Вознесенского монастыря в Московском кремле, которые скрывались от гонений.

Павел Корин. Трифон (Туркестанов). (Фрагмент картины)

Орудием Божьего замысла стал и Максим Горький, заказавший по совету Михаила Нестерова у бедного художника огромный портрет – в два человеческих роста. Он содействовал тому, что Павла Дмитриевича взяли на работу в реставрационные мастерские Пушкинского музея, также он устроил поездку братьев Кориных в Европу и Италию для знакомства с шедеврами мирового искусства.

Но, главное, Горький создал все условия для осуществления масштабного замысла «Реквиема».

Прежде всего он договорился о том, что Корин мог свободно рисовать этюды в Успенском соборе Московского кремля, ведь в те годы все кремлевские храмы были закрыты для посещения.

Павел Корин. Рисунок в Усепенском соборе кремля

Также он выбил для художника новую просторную мастерскую на Малой Пироговской улице, где мог поместиться огромный холст для картины (сам холст был по личной просьбе Горького сделан по спецзаказу в Ленинграде).

Но в 1936 году Горький умер, и для Корина наступили чёрные дни. На него буквально обрушился поток обвинений в том, что он «оторвался от действительности, не участвует в развитии пролетарского искусства, ушёл в живописание реакционной среды».

Вчерашние друзья строчили на него доносы в НКВД: «Подготовка П. Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве, обломки духовенства, аристократических фамилий, бывшего купечества и пр. Он утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им для того, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Мастерски выписанные фанатики и тёмные личности явно превращаются в героев, христиан-мучеников, гонимых, но не сдающихся поборников религии».

В газете «Известия» в апреле 1937 года были опубликованы две обличительные статьи, где Корин назван «реакционером»: «в его мастерской троцкистско-фашистская нечисть создала лабораторию мракобесия».

Казалось бы, после таких доносов судьба художника была предрешена, но Господь хранил Корина. В итоге все репрессии ограничились только тем, что Третьяковская галерея убрала из постоянной экспозиции все его картины, объявленные «формалистской мазнёй».

Ему пришлось почти полностью скрыть свой внутренний мир от окружающих. Зажигая дома лампадку перед иконами, собранными им с огромной любовью и пониманием их духовной и художественной ценности, знакомым, знавшим, что он верующий, православный, церковный человек, он говорил: «Зажжёшь, сядешь напротив, и как-то приятно и легко станет на душе. Сверкнет этаким светлячком свет тихо и красиво…»

Отношение к художнику изменилось только во время войны, когда в 1942 году Павел Дмитриевич по заказу Комитета по делам искусств СССР создал триптих «Александр Невский», где святой русский князь, закованный с ног до головы в стальные латы, стоял на фоне знамени с ликом Христа. Сталин был в восторге – именно такой железный русский исполин без всяких «васнецовских» кафтанов и сафьяновых сапожек и мог сломать хребет фашистскому зверю.

Павел Корин. Триптих «Александр Невский»

Также Корин руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи. В разрушенном Владимирском соборе Киева он реставрировал фрески Виктора Васнецова и Михаила Нестерова, за что ему было присвоено звание народного художника СССР, он стал лауреатом Ленинской и Сталинской премий.

В то же время он продолжал работать над своим главным замыслом. В 1948 году он рассказал о своем замысле патриарху Алексию (Симанскому), который с готовностью согласился позировать художнику. Состоялось несколько сеансов, но патриарха все время отвлекали суетные дела: кто-то звонил по телефону, требовалось решить какие-то самые срочные и неотложные дела, имевшие важное политическое звучание.

В конце концов они с Алексием условились, что Корин с супругой приедут в Одессу, где будет отдыхать патриарх, и там можно будет продолжить работу, совмещая её с отдыхом на море. Но внезапный инфаркт помешал Корину осуществить задуманное.

Алексий Симанский

В последние годы ни признание, ни персональные выставки уже не радовали Павла Дмитриевича: его близкие не раз отмечали, что Корин часто с горечью повторял, что не выполнил своего предназначения, не закончил своей самой главной картины.

Но случилось неожиданное: картина стала существовать сама по себе. И совсем не такая, какой её задумал сам художник.

Посмотрите внимательно на эскиз.

Павел Корин. Русь уходящая

Красный цвет богослужебных облачений митрополита Трифона и стоящих за его спиной патриархов ясно говорит нам о том, что это праздничное Пасхальное богослужение. Можно даже с точностью установить дату: это 5 мая 1918 года. Именно в этот день епископ Дмитровский Трифон Туркестанов, викарий Московской епархии, возглавлял последнее Пасхальное богослужение в Успенском соборе, которое оказалось и последним богослужением в соборе вообще – после этого большевики закрыли доступ в храм для верующих.

Но дата здесь имеет очень условное значение. Это Пасхальное богослужение проходит уже в мистическом и метафизическом пространстве, ведь славить воскресшего Христа собрались и живые, и воскресшие из мёртвых патриархи: святитель Тихон (Беллавин) и Сергий (Страгородский), митрополиты и епископы, священники и монахи, сгинувшие в жерновах сталинского Молоха.

Успенский собор Кремля

«Не дивитесь сему: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения».

Кажется, что стоящие спиной к алтарю Успенского собора люди только и ждут знака дьякона, чтобы уйти из храма навсегда по завершении службы. Погашены огромные паникадила, в соборе уже установлены строительные леса, Царские врата уже закрыты…

Но на самом деле художник изобразил самое начало Пасхальной службы – каждение. Вот сейчас протодьякон отец Михаил, приподняв правую руку с кадилом, низко поклонится и возгласит густым басом:

– Благослови, владыко, кадило!

Но при этом обращается он не к митрополиту Трифону, и рука его вытянута не на восток, как обычно, не к алтарю и не к служащему митрополиту Трифону, а на запад.

Туда же смотрит и сам митрополит Трифон, широко открыв от удивления единственный зрячий глаз, и все патриархи, и все стоящие в храме. И нельзя не задуматься, что же ТАКОГО увидел митрополит?

Если представить себя на месте митрополита Трифона и посмотреть в том же направлении, то очевидно, что его взор обращен на образ Спасителя на фреске «Страшный суд», которую по традиции всегда располагают на западной стене каждого православного храма.

Но там уже не фреска: и стены храма, и сами Небеса разверзлись в ожидании Второго пришествия.

Именно у Христа воскресшего и грядущего судить живых и мёртвых и испрашивает благословения протодиакон, именно Спаситель – Живой и Воплощенный Бог – отныне является предстоятелем на этой литургии, предваряющей наступление Страшного суда.

Нет, Русская церковь никуда не собирается уходить. Она собрана здесь самим Христом в ожидании скорого суда, который готовится принять спокойно и с любовью к Господу.

«И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них» (Откровение святого Иоанна Богослова).

Страшный суд уже начался.

Павел Дмитриевич Корин (1892-1967) — русский советский художник, портретист, монументалист. Родом из города Палех Владимирской области. Учился в Училище Живописи, Ваяния и Зодчества.

Одноэтажный старомосковский особнячок между Большой и Малой Пироговской - дом Павла Корина. Сейчас здесь - мемориальный музей-мастерская Павла Дмитриевича Корина, филиал Третьяковской галереи. Произведения Павла Корина попали в галерею еще в 1927 году. Сейчас в Лаврушинском переулке много его картин, рисунков. Он навсегда вошел в Третьяковскую галерею, и она сама вошла в его дом.

И хотя мастерская Корина стала музеем, все а доме - живое, немузейное. Здесь не гаснет очаг домашнего уюта. На стенах в гостиной - акварели, написанные Павлом Кориным в Италии, в Палехе - родном его селе. Над старинным диваном - портрет молодого Корина кисти его учителя Михаила Васильевича Нестерова. В черной рубашке, с палитрой в руке, он смотрит куда-то в сторону - весь захваченный творчеством. Лихорадочно горят его глаза, огнем пылают краски на палитре. «Вдохновение» - так хочется назвать этот портрет.

В гостиной за большим круглым столом, в уютных креслах, обитых зеленым штофом, сиживали многие выдающиеся люди: писатель Алексей Николаевич Толстой, артист Василий Иванович Качалов, архитектор Алексей Викторович Щусев, художники , Диего Ривера, . .. Многие считали за честь побывать у Корина. Больше всего поражает библиотека. Сотни томов в кожаных переплетах с золотым тиснением, книги, которыми мог бы гордиться любой библиофил.

В доме Павла Дмитриевича Корина все дышит искусством. В каждом предмете - вкус мастера, его художественное чутье, тонкое понимание им красоты и благородства вещей. Этот мир созвучен творческим исканиям Корина. Человек, живший здесь, мог сказать: «Мое искусство должно быть духовно-титаническим. На высоте духа!»

С. Разгонов

Мир искусства не скуп на парадоксы. Музыкальный авангард подарил искушенному слушателю произведения без единого звука. Авангард художественный приучил любоваться зияющей пустотой висящей на стене рамы. Впрочем, и тут и там всегда предполагался некий Смысл, а значит, были те, кто претендовали на его постижение, устраивая овации создателям неведомых шедевров.

Гораздо чаще, к сожалению, неотесанная глыба мрамора или нетронутая стопка листов нотной бумаги - лишь свидетельство несозданного, памятник Творческого Несвершения. При жизни Павла Дмитриевича Корина перед огромным, восемь на семь метров, цельным куском холста, аккуратно натянутым и тщательно загрунтованным, не было слышно похвал и аплодисментов. Шли годы, а холст оставался нетронутым, становясь мало-помалу неким символом судьбы художника.

…Мальчик из Палеха был трудолюбив. Именно усердие не позволило ему на первых порах затеряться среди других потомственно-даровитых одногодков, получивших занятие иконописью как главное наследство. И вот он уже в Москве, в иконописных мастерских, а через некоторое время - в учениках у самого Михаила Васильевича

Дневник Корина отразил мучительные внутренние процессы тех лет. Сколь ошеломляющим было «открытие» того, что «кроме художественного ремесла на свете есть искусство»! Что было делать? «Обдирая кожу, вылезал я из иконописи».

Природа наградила его даром ученичества. Корин сам отмерял себе сроки, сам выбирал эталоны. Годы на анатомический театр, на копии с любимых мастеров, на беспримерные походы по старым русским городам, где и Феофан Грек. Полуголодное существование, случайные заработки, позже - нелегкий хлеб реставратора. Первые самостоятельные работы появляются, когда художнику тридцать три. «Вечный» ученик сразу признан зрелым мастером; его картины приобретены Третьяковской галереей.

Дальше - признание и снова труд. Именно тогда, по словам жены художника, у Корина родился замысел Картины. Среди безоглядного строительства светлого будущего он задумывает писать «Реквием». На похороны патриарха Тихона (1925 г.) со всей былой России собрались «калики перехожие, странники», «вылезли изо всех щелей замшелые схимники». Острым чутьем художника Корин прорицает: «Написать все это, не дать уйти! Это - реквием…»

Реквием. Эскиз общей композиции. 1935-1939 годы.

И начинаются этюды. Модели для Картины он собирает буквально на улице. Некоторых приходится караулить, чтоб не сбежали, иных - обкладывать тряпками с бензином из-за чрезмерной вшивости. Столетний старик. Грязный безногий нищий. Отец и сын плотники… Этюды выходили такими, что вскоре о них заговорили все московские любители живописи.

Волна слухов докатилась до М. Горького. Писатель лично посетил мастерскую Корина и после просмотра картин назвал его искусство «настоящим, здоровым и кондовым». Похвалой дело не ограничилось. Знакомство с Алексеем Максимовичем обернулось для художника давно желанной поездкой в Италию. Контракт со «Всекохудожником» давал средства и возможность сосредоточиться на Картине. Горький, одобрив замысел, тонко посоветовал сменить название на «Уходящая Русь». Его усилиями был заказан и нужный холст. Он же предложил Корину написать свой портрет, чтобы «оправдать» пребывание художника за границей. Портрет удался, и после Павлу Дмитриевичу довелось писать Качалова и и Нестерова, А. Толстого и Жукова.

Портрет художника М. С. Сарьяна. 1956 год.

Портрет скульптор С. Т. Конёнкова. 1947 год.

Портрет художника М. В. Нестерова. 1930 год.

Портрет А. Н. Толстого. 1940 год.

Портрет артиста Л. М. Леонидова. 1939 год.

Портрет итальянского художника 1961 год.

Портрет пианиста К. Н. Игумнова. 1941-1943 годы.

А что же Картина? Со смертью Горького ее пришлось отложить. Едва удалось отстоять этюды, которые ему пришлось выкупать (!) у «Всекохудожника», отказавшегося финансировать дальнейшую работу и требовавшего сдать все, что уже сделано. Это была открытая травля. Двадцать лет художник брался за любые заказы, давал уроки, чтобы расплатиться за собственные этюды, без которых не могла быть написана Картина. Помимо всего прочего, Кориных едва не выселили из флигеля…

Первая персональная выставка Павла Дмитриевича состоялась по случаю его семидесятилетия. Успех был огромный, посетителей масса, стояли очереди. А старый художник, наслаждаясь так поздно пришедшей славой, все еще верил, что приступит к своей Картине, что если не допишет до конца, то хоть рисунок осилит, «холст испачкает». Через несколько лет его не стало.

Александр Невский. Мозаичный плафон станции метро «Комсомольская».

Он оставил нам великолепные монументальные портреты, дом-музей с коллекцией мебели, икон и картин, мозаики станции метро «Комсомольская-кольцевая» и витражи «Новослободской». И просторный загадочный холст, спутник почти всей творческой жизни, мистический двойник его написанных картин.

«Всему дана двойная честь:
быть тем - и тем. Предмет бывает
тем, что он в самом деле есть,
и тем, что он напоминает».

В Московском мемориальном музее Корина (ныне — филиал Государственной Третьяковской галереи) эти образы вызывают неподдельный и все растущий интерес, как соотечественников художника, так и иностранных посетителей музея. Пожалуй, этот интерес объясняется не столько живописным мастерством, хотя оно очевидно, сколько, характером самих образов коринской эпопеи. Современного зрителя, столь многоопытного и искушенного, потрясает высочайший психологизм персонажей и удивительная концентрация духовности. И вот, постигший суетную мудрость XX века, зачастую изверившийся, наш современник застывает у полотен и, завороженный, может быть, впервые так остро ощущая многоликость человеческого бытия, стремится вобрать в себя частицу той глубокой духовной мощи и нравственной силы, которой наполнены эти образы.

Высокий профессионализм и реалистическая манера живописи делают героев коринской «Руси» поразительно живыми. Это люди удивительной неподдельности и открытости, их сила духа не подавляет, скорее наоборот: являя собой молчаливый пример настоящего человеческого достоинства, они побуждают и зрителя распрямиться и призывают к духовной собранности и мужеству. Не случайно в печальные для России 1930-е годы повторно посетивший Павла Корина, уже обреченный, Н.И.Бухарин произнесет: «Павел Дмитриевич, извините, но я чувствовал необходимость побывать еще раз у Вас, еще раз глянуть на Вашу «Русь»… чтобы обрести силы к возможному грядущему…»

…Под большинством полотен стоят даты тех страшных для России лет: 1930, 1931, 1933, 1935 и, наконец, 1937! И когда это замечает современный посетитель музея, его изумление еще более возрастает. Вопросы возникают одни и те же: кто эти люди, где их Корин увидел, как создавался цикл?

Увидел их Корин весной 1925 года на похоронах патриарха Тихона. Патриарх умер в своей московской резиденции, в то время — Донском монастыре. Это событие — смерть первоиерарха русской церкви — вызвало массовое паломничество к одру умершего. По всем дорогам к Москве, к стенам Донского монастыря потекли полноводные людские реки. Трагического обличия, безмолвно, день и ночь шла и шла эта Русь. Побывали там и писатели, и композиторы, и художники — все те, кто мог осознать значение происходящего. Среди художников оказался искренний певец этой духовной, или, как он сам ее называл, «Святой» Руси — Михаил Васильевич Нестеров. А с ним неизменный спутник и уже к тому времени самый близкий друг — Павел Корин. Оба — и ученик, н наставник — смотрели на это шествие глазами философов, сознавая, что присутствуют при последнем, столь неожиданном и массовом явлении, казалось бы, давно ушедшей и вдруг появившейся снова из тьмы веков Руси паломников, калик перехожих, схимников и монахов.

Схимница из Вознесенского монастыря.

Молодая монахиня. Фрагмент.

Схимница из Ивановского монастыря.

Схиигуменья (матушка Фомарь).

Эта Русь, волею судьбы просуществовавшая на земле тысячелетие и за это тысячелетие не изменившая ни единой черты своего духовного лика, в новых исторических условиях была обречена. И уходила, зная, что уходит навсегда, но предпочитая уйти, исчезнуть нежели изменить своей сути. Корин видит, как эта самая Русь, в огромном большинстве своем убогая в повседневной жизни, в эти последние, трагические для нее, но одновременно звездные мгновения проявляет всю силу характера. Она, эта Русь, и уходила по-русски, являя самим своим уходом знак вечности.

Стоит ли удивляться, что у художника с таким философским складом ума, каким наделен был Павел Корин, возникло острое желание запечатлеть столь величаво-трагический исход, сохранить для будущих поколений образы и характеры этих людей.Нужно представить себе ситуацию в России тех дней, чтобы понять трудности художника, задавшегося подобной целью. Но самой большой проблемой оказалась проблема позирования, Как.уговорить паломника или монаха постоять перед мольбертом в Москве 1930-х голов?! За советом и помощью Корин приходит к своему другу и наставнику Михаилу Васильевичу Нестерову. Михаил Васильевич готов помочь и рекомендует Корина своему знакомому, одному из живших тогда в Москве уже на покое иерархов русской церкви — митрополиту Трифону. Митрополит Трифон, в миру князь Борис Александрович Туркестанов (или Туркишвили), принадлежал к древнему княжескому грузинскому роду, а по матери — к роду Нарышкиных. Человек, получивший блестящее светское образование, огромного благочестия, непревзойденный проповедник, он снискал огромную популярность и любовь среди верующих. Вся тогдашняя православная Россия уважала и чтила его. Митрополит Трифон принимает Павла Корина и соглашается позировать. Правда, сославшись на некрепкое здоровье, больные ноги и преклонный возраст, — всего лишь на четыре сеанса. В очень трудных, напряженных условиях за отпущенные ему эти четыре сеанса мастер написал лишь голову иерарха. Все остальное, — прекрасно найденное для психологической характеристики митрополита — огненное пасхальное облачение со всеми атрибутами, — Корин будет писать и прописывать уже с манекена. Вот откуда некоторая диспропорция в изображении модели. Но главное было достигнуто. Образ митрополита Трифона был запечатлен и вполне удался.

Митрополит Трифон.

Сельский священник (о. Алексий).

Может быть, именно из-за этих жесточайших условий, недостатка времени для работы с натуры галерея портретов «Реквиема» растет очень быстро.

Одновременно ширится молва о художнике Павле Корине. К нему в мастерскую стремятся попасть многие. Летом 1930 года уже не в Москве, даже не в России, но далекой Италии, в Сорренто услышит имя Павла Корина Алексей Максимович Горький. И тогда же примет твердое решение: непремено вернувшись в Москву, посетить мастерскую художника. Этот день наступает. 3 сентября 1931 года Горький приехал к Корину. Увидев уже многочисленные образы «Реквиема», потрясенный, покидая живописную мастерскую Корина,произнес: «Послушайте, Корин да вы настоящий, большой художник, и Вам есть что сказать. Вы накануне создания великого, эпопеи. Это чувствуется. Смотрите же, Корин,непременно напишите!…»

С этого момента Алексей Максимович берет живописца под свое noкровительство. Вскоре, по совету Горького Корин изменит название эпопеи: вместо «Реквиема» — «Уходящая Русь». Тем самым писателю удается в какой-то легализовать грандиозное дело художника. Понимание и забота Горького позволяют Корину трудиться над темой «Реквиема» в течение пяти лет — вплоть до смерти самого писателя. С уходом из жизни Алексея Максимовича, положение живописца осложняется, быстро исчезают условия, необходимые для продолжения и завершения работы над эпопеей. Последний образ «Уходящей Руси» помечен 1937 годом. Это огромный, в рост портрет митрополита Сергия, тогдашнего местоблюстителя патриаршего престола.

Митрополит Сергий.

На этом величественном образе известнейшего иерарха стоит остановиться подробнее не только из-за того, что ся достойно завершает грандиозную галерею образов «Уходящей Руси» (по размерам — это один из двух наибольших этюдов, которые сам художник называл «басы-профундо»), но и ради напоминания нашим современникам всей значимости Сергия в истории русского православия и в истории нашего Отечества.

Этот иерарх возглавил русскую церковь сразу после кончины патриарха Тихона и оставался во главе ее вплоть до 1944 года. Уже этот факт говорит о его мудрости и недюжинных дипломатических способностях. Сейчас, наверное, уже не осталось людей, которые могли бы свидетельствовать, что это был человек, от которого буквально в первые часы войны Сталин получил моральное ободрение.

Тогда же митрополит написал свое знаменитое «Обращение к православной пастве России», в котором призывал «верных чад» русской церкви помогать воинству российскому в одолении страшного врага. Кстати, известный абзац из этого обращения, вместе с «братьями и сестрами» прочтет Сталин в памятном своем выступлении 1941 года. И фактически из рук этого иерарха советское командование приняло танковые бригады, названные именами русских богатырей: «Илья Муромец», «Добрыня Никитич», «Алеша Попович», полностью оснащенные на средства, собранные верующими.

Образ митрополита Сергия — один из немногих, в котором мы имеем возможность узнать конкретное историческое лицо, послужившее натурой для художника. В большинстве же случаев нам неизвестны люди, позировавшие Корину. Сам художник на этот обычный (и самый частый) вопрос отвечал уклончиво и односложно: «Живые люди, когда я их писал». Мало того, такое, в общем-то, естественное любопытство вызывало у него обычно легкую досаду, ибо подобная конкретизации образов лишала их философской осмысленности: недаром сам Корин называл свои этюды типами: «Молодой иеромонах», «Слепой», «Отец и сын», «Нищий» и так далее. Портрет митрополита Сергия одна из немногих персонифицированных работ мастера, и вместе с тем последняя в цикле образов «Руси уходящей».

Двое. Иеромонах Митрофан. Фрагмент.

Единственное, над чем Корин позволял себе размышлять и работать, вновь и вновь возвращаясь к теме «Руси», это разработка эскиза общей композиции. Под эскизом стоят даты: 1935-1959 -свидетельство того, что перед нами плод размышления всей жизни художника. О серьезности и грандиозности композиции свидетельствует и тот факт, что она строится для интерьера основного когда-то храма России — Успенского собора Московского Кремля.

Внимательного зрителя, изучающего общую композицию, несомненно озадачит воздетая огромная рука протодиакона. Ведь это жест, которым не оканчивается богослужебное действо, оно им предваряется. И в то же время художник восстанавливает первоначальное название эпопеи: «Реквием», то есть исход, последнее шествие. Как это совместить и сопоставить — «Конец» и «Начало», исход и предварение? Недоумение охватывает нас, — но не их, предстоящих нам на холсте. Ведь эти люди именно в конце видят начало, в окончании временного — начало вечного.

Еще одна загадка картины — это триумвират первосвятителей-патриархов.В каждый определенный исторический момент такая фигура может быть только одна, а на полотне их три. И образ каждого тщательно прописан, и мы узнаем в центре патриарха Тихона, умершего в 1925 году, справа от него — патриарха Сергия, умершего в 1944 году, а слева -преемника Сергия — патриарха Алексия, умершего в 1970 году. Перед нами как бы живая история русского православия XX века. Но самое удивительное то, что Павел Корин в 1935 году в образе рядового 25-летнего иеромнаха Пимена (Извекова) прозрел четвертого и поставил его на передний план! Это — фигура современного патриарха Пимена. Заметим, что уже на соответствующем этюде как бы живописным фоном для этого иеромонаха является фигура епископа, судя по панагии на груди.

И последнее. Это фигура митрополита Трифона. Он и в действительности был невеликого роста. На этюде он еще ниже. И вот, перенося этот персонаж в композицию, Павел Корин не только сохраняет ту телесную приуменьшенность, он усугубляет ее, доводя до гротеска. Ставя митрополита рядом с гигантом протодиаконом, он акцентирует его небольшую фигуру цветом, сохраняя пасхальное огненное облачение] Выделяя митрополита тоном и положением, мастер делает его стержнем колоссальной людской стены. Ведь если попытаться погасить этот факел, то неминуемо потухнет и обрушится огромная людская стена. Она немыслима без фигуры Тихона. Вот, пожалуй, тот аллегорический ключ, с которым следует подходить к раскрытию замысла живописца. Человек у Павла Корина — это всегда победа силы духа над плотью.

Архиепископ Владимир.

Недавно в экспозиции музея появился еще один мощный образ. Очевидные живописные достоинства выделяют его даже среди самых значительных образов «Руси». В сумрачном интерьере храма или молельни, слегка склонив голову, стоит фигура в архиерейском облачении и митре. Неведомо откуда бьющий сверху луч света выявил детали облачения: каменья митры, фигурную рукоять и драгоценную обнизь посоха. Над плечом иерарха и за его фигурой, в зыбком свете многочисленных свечей н разноцветных лампад, угадывается строгий образ Спаса оглавого. У опущенной правой руки иерарха изображено кадило с тлеющими углями ладана. Когда всматриваешься в этот образ, невольно возникают ассоциации с полотнами гениального голландца Рембрандта Ван Рейна: тот же неведомо откуда бьющий, почти мистический луч света выхватывает из сумрака и заставляет заиграть драгоценности, ризы, таинственно оживляет человеческий лик, чтобы он в странном полусвете-полумраке явил всю сложность человеческой натуры — «жертвы демонов, но постоянно стремящейся к совершенству…»

По свидетельству жены художника П.Т.Кориной, сам Корин почти никому не показывал этот этюд, отговариваясь тем, что вещь не закончена, лицо иерар ха не прописано, хотя сегодня становятся ясными подлинные причины мнимого небрежения мастером своим творением. Во-первых, этот лик а перед нами именно лик, а не лицо — не нуждается в прорисовке — он уже есть. Во-вторых, пере нами не просто образ, портрет какого то духовного лица, но портрет духовности, как таковой, и притом такой концентрации и силы, что аналогии можно найти только в иконе. Именно поэтому вероятно, имя картины — «Уходящая Русь» — стало вынужденным в те нелегкие времена, когда для прославлени духа истинно русского характера необходимо было хотя бы формально признать эти черты уходящими.

Те, кто знал Корина, знали и то, чт он не верил в уход, исчезновение духовности. Всем памятно его страстное утверждение: «Русь была, есть и будет. Всё ложное и искажающее ее подлинное лицо может быть пусть затянувшимя, пусть трагическим, но эпизодом в истории этого великого народа». Вот почему ныне, когда наступило время прозрений и итогов, образы его эпопеи, быть может, нужны людям, как никогда.

Вадим Нарциссов. Журнал «НН».

Я им восхищалась, хотя и не скажу, что влюбилась. До этого у меня была жуткая затяжная несчастная любовь, а он вернул меня к жизни. И мне ужасно хотелось семью и детей.

Сейчас у нас так: его обязанности — отвезти старшего в садик утром и забрать, если погода плохая (иначе я его пешком забираю с младшей, гуляем по дороге, до садика километра полтора), еще периодически берет детей к своим родителям, чтобы я могла поработать дома (работаю на полставки). Остальное, в том числе и дома — забить, прикрутить, собрать — делаю я. Я устала, он все свое свободное время проводит у отца в гараже, его родители самые близкие и дорогие люди, а я с потребностями нашей семьи низведена до уровня знакомой, чьими интересами в случае чего можно пожертвовать.

Свихнусь скоро, а пожаловаться некому. Меня родители воспитали так, что сор из избы — ни-ни. И родителям плохо говорить про мужа — нельзя, это навсегда испортит их отношения. Да мне и родителей жалко расстраивать — чем они помогут-то?

Что делать: развестись сейчас страшно, достучаться до мужа не могу (он считает себя лучшим в мире мужем, а я заелась)… Решила настроиться на равнодушие к нему, ничего не ждать, ни на что не надеяться, это так тяжело. И вопрос «Что делать» так и висит надо мной, а руки уже опускаются". (Вопрос психологу).

Предсказать, изменится ли муж, невозможно. Уйти сейчас сложно в силу ряда причин. Единственное, что можно утверждать с полной уверенностью, так это то, что не стоит опускать руки прямо сейчас. Человеку свойственны надежды и стремления. Когда происходит что-то значительно ограничивающее это движение, человек сначала переживает стресс, а затем начинает угасать.

Из Ваших постов у меня возникло ощущение, что для Вас семья много значит и с семьеустройством связаны были большие планы, или даже амбиции. Поэтому я предлагаю не помещать себя специально в ситуацию безнадежности. Вот только представьте, как Вы себе говорите: «Все, надо смириться с тем, что у меня не будет семьи такой, как я хотела, от мужа никогда не будет ни помощи, ни поддержки, я всегда и во всем должна рассчитывать только на себя…» Согласитесь, это довольно мрачная перспектива, безрадостная и безвыходная, в которой нет места развитию, движению, в такой атмосфере только чахнуть и угасать. Поэтому я предлагаю рассматривать имеющееся положение дел как временное. Например, до того момента, как младший попадет в садик, а Вы сможете вращаться не только на семейной орбите.

Следовательно, у Вас есть год-полтора до момента, когда нужно принимать окончательное решение. Сейчас категоричное решение, конечно, принять тоже можно, но оно будет стоить большого количества крови. Поэтому не стоит. Давайте подумаем, что за это время до часа «Х» можно предпринять, какую смысловую наполненность придать этому времени.

Во-первых, это безусловно, время бесценных вложений в развитие детей. Каждое ласковое слово, сказанное детям сейчас, принесет безусловные дивиденды в будущем, польза каждой прочитанной\рассказанной сказки неоценима. Мне очень нравится высказывание М. Е. Литвака о времени декрета: это время, когда каждая женщина может освоить замечательную и востребованную специальность — воспитатель, если, конечно, имеет к этому желание и склонность. Вы и так почти стопроцентно занимаетесь детьми, если хотя бы в своих глазах придать этому высокую ценность и значимость — многие дела станут легче и приятнее.

Например, занимаясь наведением чистоты дома, Вы не только делаете чище дом, но и личным примером способствуете усвоению детьми понятия порядка, развиваете их и адаптируете к действительности.

Во-вторых, Вы продолжаете работать, пусть на полставки, значит, в любом случае из профессиональной обоймы не выпадаете. Давайте подумаем, что можно делать прямо сейчас для Вашей профессиональной реализации в домашних условиях. Наверняка это может быть чтение дополнительной литературы, хотя бы полчаса в день. В масштабах дня немного, но в рамках запланированных нами года-полутора серьезный объем работы получается.

В-третьих, есть довольно большой запас времени, в масштабах продолжительности вашей семейной жизни — почти треть, за который много чего может измениться. Например, муж может изменить свои приоритеты. Не исключен и такой вариант, что сейчас муж считает, что Вы зависимы от него, заинтересованы в нем и ограничиваете его своими просьбами и требованиями участвовать в жизни семьи, а когда муж увидит, что Вы заняты интересным и осмысленным для себя делом, может пересмотреть свое отношение к происходящему.

Таким образом, важно каждый момент жизни ощущать осмысленным. Смысл есть во всем происходящем, важно найти его и сделать явным и наглядным для себя. Равнодушие, схлопывание надежд, желаний и амбиций ведет от проживания к доживанию, снижению жизненного тонуса и усталости. А ведь всего этого можно избежать!